Джон Ронсон - Итак, вас публично опозорили [Как незнакомцы из социальных сетей превращаются в палачей] [litres]

– Плохие лжецы вечно думают, что отлично справляются, – сказал мне Майкл. – Они пребывают в постоянной уверенности, что останутся в выигрыше.

«Я разговаривал с Джеффом Розеном», – сказал Майкл Джоне.

И в этот момент, по словам Майкла, Джона слетел с катушек.

– Он просто сорвался. Я такого никогда не видел.

Джона начал постоянно названивать Майклу, умоляя его не публиковать эту историю. Иногда Майкл переключал свой телефон на беззвучный режим. А когда снова брал его в руки, обнаруживал столько пропущенных звонков от Джоны, что делал скриншот экрана – в противном случае ему бы никто не поверил.

Я спросил Майкла, в какой момент это все перестает быть смешным.

– Когда твоя жертва начинает паниковать, – ответил он. Затем сделал паузу. – Такое ощущение, словно ты охотишься где-то в лесах и думаешь: «Вау, это так классно!» А потом пристреливаешь животное, и оно лежит на земле в судорогах и ждет, когда ты его добьешь, а ты такой: «Я не хочу быть человеком, который это сделает. Это просто ужасно , черт возьми».

Затем Майклу позвонил агент Джоны, Эндрю Вайли. Он представлял не только интересы Джона, но также Боба Дилана, и Салмана Рушди, и Дэвида Боуи, и Дэвида Бирна, и Дэвида Рокфеллера, и В.С. Найпола, и «Вэнити фэйр», и Мартина Эмиса, и Билла Гейтса, и короля Иордании Абдаллу II, и Альберта Гора. Ладно, на самом деле, Эндрю Вайли не звонил Майклу.

– Он связался с человеком, который связался со мной и сказал перезвонить ему, – сказал Майкл. – Какой-то «Шпион, выйди вон». Он считается самым влиятельным литературным агентом в Соединенных Штатах, а я сопляк, я никто. И я перезвонил ему. Изложил дело. Он сказал: «Если ты это опубликуешь, то разрушишь жизнь парня. Думаешь, это стоит того, чтобы разрушить жизнь парня?»

– И что вы ответили? – спросил я.

– Я сказал, что обдумаю это, – ответил Майкл. – Думаю, Эндрю Вайли мультимиллионер, потому что он жутко проницательный. Потому что мне позвонил Джона и сказал: «Эндрю Вайли говорит, что ты начнешь действовать и опубликуешь эту историю».

В тот последний день – воскресенье, 29 июля – Майкл шел по Флэтбуш-авеню и кричал на Джону в телефонную трубку.

– «Нужно, чтобы ты сказал это под запись. Это нужно сделать, Джона. Нужно признаться». Мои руки дергались, как одержимые. Я был так зол, так раздосадован. Сколько же времени прошло впустую. Сколько лжи. А он продолжал ломаться.

Наконец что-то в голосе Джоны подсказало Майклу, что это вот-вот случится.

– Я забежал в ближайший киоск, купил какой-то дурацкий блокнот «Хеллоу Китти» и ручку, и за двадцать пять секунд он сказал: «Я запаниковал. И мне очень жаль, что я солгал». И все, – сказал Майкл. – Дело было сделано.

Двадцать шесть дней – и Майклу понадобилось сорок минут, чтобы написать статью. Так и не поняв, как зарабатывать на журналистике, он согласился отдать свою сенсацию маленькому еврейскому журналу «Тэблет». Поняв, как им повезло, «Тэблет» заплатил Майклу в четыре раза больше своей обычной ставки, но даже эта сумма была не слишком выдающейся – 2200 долларов, и это все, что он получил от всей этой истории.

Сорок минут, чтобы написать то, что потребовало выкуривания девяти пачек сигарет.

– Раз уж на то пошло, Джона Лерер чуть не убил меня , я скурил столько чертовых сигарет на пожарной лестнице дома. Вечно курил, курил, курил. Когда у тебя есть возможность нажать «Отправить» и этим значительно повлиять на остаток жизни человека. А телефон все звонил, и звонил, и звонил, и звонил. Той воскресной ночью число пропущенных звонков от Джоны перевалило за двадцать. Двадцать четыре пропущенных, двадцать пять пропущенных. Я никогда не видел людей в таком состоянии.

– Он все продолжал звонить, – добавила Джоанна. – Очень печально. Не понимаю, с чего он взял, что вот это названивание – хорошая идея.

– Это была худшая ночь в его жизни, – сказал я.

– Да, да, конечно, – сказал Майкл.

В конце концов он ответил на звонок.

– Я сказал: «Джона, пора перестать звонить мне. Это уже граничит с харассментом». У меня было такое чувство, словно я отговариваю его от чего-то непоправимого. Я сказал: «Пообещай, что не будешь творить никаких глупостей». Паника дошла уже и до этого уровня. До такой степени, что я было подумал: а может, стоит отступить? Он все твердил: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста» – как детская игрушка, которая уже разваливается на части, протяжно гудит, разряжается. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Майкл спросил меня, был ли я когда-нибудь в аналогичной позиции. Доходила ли до меня хоть раз некая информация, публикация которой могла уничтожить человека? В буквальном смысле уничтожить .

Я задумался на пару минут.

– Уничтожить кого-то? – переспросил я. Сделал паузу. – Нет, я так не думаю. Не уверен.

– Никогда этого не делайте, – сказал он.

Он сказал, что всерьез думал не нажимать на «Отправить» той ночью. У Джоны была маленькая дочь – того же возраста, что малышка самого Майкла. Майкл сказал, что не строил никаких иллюзий на этот счет. Он понимал, что после этого произойдет с жизнью Джоны:

– Что будет, если мы облажаемся? Мы не просто потеряем работу. Мы потеряем свое призвание.

Майкл вспомнил об экс-журналистах вроде Стивена Гласса из «Нью рипаблик». Гласс был автором нашумевшей в 1998 году статьи под названием «Хакерский рай» о пятнадцатилетнем школьнике, которому предложила работу компания, чьи программы он взламывал. Гласс писал так, словно был мухой на стене одного из офисов компании – Джакт Майкроникс, – пока подросток предъявлял свои требования:

«Я хочу больше денег. Хочу “миату”. Хочу поехать в Диснейленд. Хочу самый первый комикс про Людей Икс. Хочу пожизненную подписку на “Плейбой” – и “Пентхаус” тоже добавьте. Покажите мне деньги! Покажите деньги!» Напротив него за столом сидит весь топ-менеджмент… они слушают и максимально тактично пытаются угодить ему. «Извините, сэр, – неуверенно говорит один из людей в костюме прыщавому подростку. – Извините. Простите, что перебиваю вас. Мы можем договориться о большей сумме».

Вот только не было никакого конференц-зала, никакой Джакт Майкроникс, и подростка-хакера тоже не было. Журналист «Форбс диджитал» Адам Пененберг, раздосадованный тем, что сенсация непонятным образом ускользнула у него из-под носа на страницы «Нью рипаблик», провел собственное расследование и выяснил, что Гласс выдумал все до последнего слова. Гласса уволили. Он поступил на юридический, выпустился с отличием, в 2014 году подал заявку, чтобы открыть частную практику в Калифорнии, и получил отказ. Общественное порицание неотступно следовало за ним, где бы он ни был, подобно грязевому облаку Пигпена из комикса «Пинатс». В чем-то они с Джоной Лерером были пугающе схожи: молодые «ботаники» еврейского происхождения, исключительно успешные журналисты на подъеме, досочинившие несколько фактов. Но Гласс создал полноценные сценарии, категории персонажей, многочисленные диалоги. А додуманная Джоной фраза «Какое счастье, что я не такой» после «Какое счастье, что я – это не я» была глупой и некорректной, но мне казалось непостижимым, что мир может покарать его столь же жестоко. Мне казалось, что Майкл излишне драматизирует, если верит, что нажатие кнопки «Отправить» способно погрузить Джону в забытье уровня Стивена Гласса.