Бет Кемптон - Волшебный Новый год [Секреты радостных праздников без суеты и стресса] [litres]

Обрести покой – значит ненадолго посетить мир тишины.

Если в толпе – или даже в небольшой компании – вас внезапно охватывает чувство тревоги или вы испытываете стресс, представьте, что вы внутри снежного шара. Вас окружает защитное стекло, а внутри тихо падает снег. Вы видите, что происходит снаружи, но все звуки приглушены. Вы испытываете покой и умиротворение посреди рождественского вихря.

Тренируйте умение мыслить трезво в разгар суеты. Сосредоточьтесь на конкретных сенсорных деталях ближайшего окружения – на кружке в руке, на температуре воздуха, – и пусть снежный шар оградит вас от сенсорной перегрузки внешнего мира.

Вот и наступило Рождество! Каким бы ни был год – вы все-таки дожили до этого дня. В канун Рождества, когда все приготовления позади, а великий день вот-вот настанет, замедлите шаг, отдышитесь, подумайте и скажите «спасибо».

Англосаксонские язычники отмечали 24 декабря праздник Модранихт – «ночь матерей». И я испытываю по этому поводу особенно сильные чувства, ведь именно в канун Рождества несколько лет назад я готовилась стать матерью.

Теперь у меня сформировался свой святочный ритуал. Прежде чем насладиться тихим ужином с Мистером К., я убаюкиваю девочек, вспоминая снежную бурю и музыку в момент появления старшей. Потом зажигаю свечу и благодарю свою мать и всех женщин, что были до нее, за дар материнства, а также всех, кто взял на себя роль матери, в чем бы это ни проявлялось.

Это замечательный момент, когда можно подумать о своих отношениях с матерью или с теми, кто исполняет в вашей жизни ее роль, и воздать дань почтения инстинкту заботиться о том, чтобы семья всегда была сыта, – ведь именно этот инстинкт помог вам подготовиться к праздничному сезону. И еще в этот момент можно отдышаться в тишине и покое, в сумерках кануна Рождества.

В популярной культуре давно сформировался образ Рождества как счастливой поры, когда вся семья собирается, чтобы отметить праздник в теплой и уютной атмосфере. Но реальность, в которой живут многие из нас, далека от этого образа.

В этой главе мы рассмотрим чувства одиночества, скорби и печали, которые могут охватить нас в Рождество, – как с точки зрения тех, кто их испытывает, так и с позиции тех, кто может прийти на помощь. И это не тот случай, когда можно разделиться на «них» и «нас»: каждый хотя бы раз в жизни побывал и в роли жертвы этих ощущений, и в роли утешителя.

В это время года все чувства обостряются, все знаковые события – будь то рождение, свадьба, «опустение гнезда», болезнь, выздоровление или смерть – воспринимаются сильнее, в особенности если за время, прошедшее с прошлого Рождества, мы испытали какое-то потрясение.

Каждый из нас чувствовал одиночество, горесть и печаль, эти эмоции нельзя ни предсказать, ни дать им четкое определение.

Мы привыкли думать, что чаще всего одиночество в Рождество ощущают старики, а между тем все больше людей, родившихся уже в новом тысячелетии, жалуются на одиночество. Некоторые представители среднего возраста испытывают его даже в браке или по мере того, как ослабевают со временем дружеские связи.

Печаль имеет множество форм, в том числе это сезонная меланхолия. Если наши близкие далеко – например, учатся за границей, служат в армии, эмигрировали или же просто отдалились от семьи, – в это время года их отсутствие ощущается особенно остро.

Горевать можно по тем, кого мы потеряли, по семейным и дружеским собраниям, которых больше не будет, по детям, которых у нас никогда не было, или по отношениям, увядшим со временем.

Это часть жизни, а жить порой бывает нелегко… Как и нелегко это понять.

Поэтому, пробираясь сквозь страницы этой главы, ступайте осторожно. Часто лучшее, что мы можем сделать, – это с пониманием отнестись к чужой грусти и быть готовым поддержать, если понадобится. Будьте помягче с самим собой… и с другими.

В юности предрождественский период был для меня самым сложным временем в году.

Начало декабря. Темная, дождливая ночь. Я сижу, прислонившись головой к окну двухэтажного автобуса, и смотрю, как по стеклу стекают капли дождя. Я студентка магистратуры, возвращаюсь домой после занятий. Автобус на мгновение останавливается, и капли на стекле вспыхивают оранжевым светом. В них отражается свет от люстр в окнах гостиной на втором этаже одного из элегантных домов Георгианской эпохи на холме. В окне я вижу силуэты женщины в платье, мужчины с бокалом вина и еще нескольких человек, оживленно беседующих и смеющихся. Эта сцена напоминает иллюстрацию из книги сказок, а я – словно читатель, не могу войти в эту книгу и принять участие в общем веселье. Не знаю, связано ли тягостное ощущение в животе с голодом или с тоской. Не по гостиной в георгианском стиле и не по люстрам, а просто по человеческому общению. В тот год мне было страшно одиноко. Я с головой ушла в учебу и почти ни с кем не общалась за пределами университета. Парня у меня тоже не было, и я была вынуждена на всем экономить. Казалось, всё вокруг в этом прекрасном городе времен Римской империи изо всех сил старалось напомнить мне о приближающемся Рождестве, будто бы часы, отмеряющие обратный отсчет. Коллеги после работы спешили на рождественскую ярмарку, чтобы попить глинтвейна; друзья – за покупками, и все рестораны заполнили люди в праздничных шапочках и с шампанским в руках. А я почти все свое время проводила в книжном магазине.

Семестр подходил к концу, и вот однажды на занятии по переводу одна из моих одногруппниц-японок расплакалась. За ней – остальные. Сквозь слезы они нехотя признавались в том, как скучают по своим семьям. В тот момент я впервые осознала, что и они, как и я, бродили по улицам того же города, испытывая схожие с моими ощущения. Только их тоска по дому была, пожалуй, еще сильнее моей – ведь их от семей отделяли тысячи миль.