Мэри Пайфер - Воскрешение Офелии. Секреты девочек-подростков

Моника, 15 лет

Монику привели ко мне в кабинет родители – люди добрые и немного не от мира сего. Моника была их единственным ребенком и родилась, когда ее мама уже приближалась к возрасту менопаузы. Родителей беспокоило, что у Моники нет друзей и что она в депрессии. Отец считал, что у дочери нет друзей из-за того, что у нее очень высокий коэффициент интеллекта – 165 и она слишком умная по сравнению со сверстниками. А мать была убеждена, что это из-за того, что семья у них не совсем обычная. Оба родителя были профессорами, «книжными червями» и придерживались радикальных политических убеждений. У Моники не было обычного детства, например, она не смотрела телевизор, не бывала в Диснейленде, в летнем лагере и не занималась спортом.

Мать рассмеялась: «У нас странная семья. Мы беседуем о философии и науке за ужином. Мы больше знаем о теории хаоса, чем о звездах кино».

Моника заметила бесцветным голосом: «Да во мне дело. Бегемотиха я прыщавая…»

Родители Моники хотели, чтобы она пообщалась с кем-то моложе, чем они, кто знал бы больше о подростках. Я согласилась поработать с Моникой и обсудить ее «взаимоотношения со сверстниками». Моника не выразила по этому поводу никакого оптимизма, но она же была в отчаянии.

У этой девушки, с виду пресной и депрессивной, в мешковатой одежде, была глубокая душа. Она отпускала мудрые и тонкие замечания о своей жизненной ситуации. Она была скептически настроена по отношению к перспективам общения со сверстниками. Моника заметила: «Все пятьсот мальчишек мечтают встречаться с десятком одних и тех же анорексичных девиц». И добавила: «Я очень музыкальна, но кто из парней будет заглядываться на девушку, которая играет прелюдии Баха!»

«Парней сразу же начинают дразнить, как только они заговаривают со мной», – пожаловалась она.

Большинство парней относились к ней так, словно ее окунули в волшебные чернила и она превратилась в невидимку. Некоторые откровенно приставали к ней. Один парень наградил ее кличкой Кит-Убийца и делал вид, что страшно испуган, когда она проходила мимо. А другой парень, который занимался в паре с ней на уроках по испанскому языку, не мог без ухмылки смотреть на нее.

На девочек Моника тоже махнула рукой. Она рассказала, как находилась рядом с этими крошечными девушками, которые сидели на диетах и жаловались, какие же они толстые: «Если уж они себя толстыми считают, то по сравнению с ними я – просто слониха». Некоторые девушки хихикали ей вслед и дразнили ее. Большинство просто предпочитало общаться с девушками симпатичнее. Никто ни за что не захотел бы, чтобы их увидели вместе с Моникой в субботний вечер.

Монике было ясно, в чем суть ее проблем по сравнению с другими девушками, но понимать причину своих страданий – не значит избавиться от них. Она угрюмо пожаловалась мне, что ненавидит свое жирное тело, а значит, и саму себя. Показала мне свои стихи, полные отчаяния по поводу своего огромного и нелюбимого тела.

Она сказала: «Давайте скажем начистоту: миру не нужны такие девушки, как я».

Она сопротивлялась расхожим представлениям о том, что именно ценно в девушке, но у нее уже опускались руки. Она призналась: «Когда я иду по школьным коридорам, то чувствую себя безобразным чудовищем. Я разделяю точку зрения родителей, что внешность значения не имеет у взрослых, но я же не взрослая».

Я посоветовала Монике преодолевать депрессию с помощью физкультуры.

Моника пошутила, что произошла от «нескольких поколений слизней». Она согласилась нарушить традицию, начать ходить на пешие прогулки и ездить на велосипеде. Она выбрала именно эти виды спорта, потому что ими можно заниматься в одиночку и не надо надевать, например, купальник.

Сначала у нее были трудности. Она призналась мне: «Я терпеть не могу потеть. Десять минут тренировки – и у меня лицо красное и потное, как у марафонца». Однажды когда она вот так, раскрасневшись и запыхавшись, на велосипеде нарезала круги вокруг теннисного корта, какие-то парни указали на нее пальцем и загоготали. Она придумывала миллион отговорок, лишь бы не заниматься споротом, но сумела настроиться на велосипедные и пешие прогулки три раза в неделю.

Еще она решила немного принарядиться и купила себе «полупанковскую» одежду. Сделала стрижку у мастера, который был в курсе ее работы над собой, и стала подкрашиваться.

Она уважала родителей за то, что они не были фанатами массовой культуры. Моника сказала так: «Это до некоторой степени хорошо. Я не наслушалась о том, что женщины – это объекты сексуального потребления и что в них важно только тело. Но к реальной жизни я была не готова».

Когда я попросила ее развить эту мысль, она так это объяснила: «Я думала, что вот все сейчас сядут и будут обсуждать друг с другом прочитанные книги. Но меня поразило, какие все вокруг поверхностные».

Мы обсудили, какие отношения нужны самой Монике. Она хотела, чтобы оценили ее ум и музыкальные способности. Чтобы ее воспринимали как личность, а не как размер одежды. Ей хотелось найти друзей, которым больше были бы интересны ее идеи, а не ее вес.

Я предложила приступать к этому не торопясь. Вместо волнений о собственной популярности сконцентрироваться на поиске новых друзей. Монике эта идея понравилась, но она не совсем понимала, что от нее требовалось, чтобы воплотить этот план в жизнь. Ее так часто отвергали, что снова рисковать не хотелось.

Зная, что она училась игре на скрипке по системе Сузуки [29], я стала использовать эту систему как метафору нашей последующей работы. Доктор Сузуки верил, что любой ученик сможет научиться исполнять самые сложные классические музыкальные произведения. Главное – разбивать задачи на промежуточные этапы и регулярно упражняться. Например, сначала маленький ребенок учится держать смычок, потом прикасаться им к струнам, правильно закругляя при этом пальцы и стараясь сыграть какую-то ноту как можно красивее. В конце концов этот ребенок сумеет исполнить концерт Вивальди. Мы сможем добиться такого же успеха в области общения. Небольшие шаги приведут Монику к более насыщенному и полноценному общению с окружающими.

Моника стала заставлять себя разговаривать с одноклассниками в классе и улыбаться ученикам в школьных коридорах. Было страшновато, потому что иногда в ответ к ней относились доброжелательно, а иногда окатывали презрением. Я убеждала ее сконцентрироваться на успехах, а не на неудачах, а в тех случаях, когда ее отвергали, использовать эти ситуации как промежуточный этап на пути к полноценной жизни в кругу людей. И она научилась жить среди них.

Моника стала ходить в писательские и политические клубы в школе. Однажды она заявила мне, что «на кусочки» порвет «юных демократов своей политической сатирой». А в другой раз рассказала, что ее избрали секретарем писательского клуба. «Это дело для тех, кто ушибся головой окончательно», – гордо объявила она.