Михаил Гернет - Инстинкт заключенного. Очерки тюремной психологии

Ha фабрике Оуена были произведены интересные для нас опыты исправления преступников. Властями сюда были присланы 5 человек, совершивших различные проступки; двое из них почти тотчас бежали, a трое сделались аккуратными, трудолюбивыми работниками.

Известно, что деятельностью Оуена заинтересовались его современники, и один из его соотечественников, присутствовавший на митингах Оуена, помещик сэр Ванделер, решил попытаться пьяное и дикое население Ралахайна превратить в трезвое и честное рабочее население» [137]. Его имение было в графстве Клэр, где, по словам современных источников, «не существовало закона», a полиция была бессильна бороться с убийствами, грабежами, вооруженными нападениями и проч. В течение 1830 и 1831 гг. Ванделер выстроил здания для аудитории, большой столовой, школы, лавки, домики для семейных рабочих. В ноябре 1831 года Ванделер предложил рабочим основать «Ралахайнскую земледельческую и промышленную кооперацию» в целях улучшения экономического положения членов, умственного и нравственного совершенствования. Рабочие отныне работали не на помещика, но для общества своей маленькой коммуны. И здесь произошло то же, что и на фабриках Оуэна; «видевшие Ралахайн, — пишет г. Булгаков, утверждают, что в нравах жителей произошло большое смягчение под совокупным усилием трезвости, лучших условий жизни, более не-зависимого положения женщин» [138]. «Ралахайн посещали в эпоху его расцвета различные лица, и все удивлялись образцовому порядку и трудолюбию жителей, достигаемому без всяких насильственных мер»; и сам Оуен, посетивший Ралахайн, писал об этом посещении: «народ показался мне здесь более счастливым, чем кто бы ни был из этого класса в Ирландии, которую я посещал в различные времена» [139].

Учение о влиянии среды на преступность мы находим также у учеников Сен-Симона. В 1826 году после смерти С.-Симона его последователи приступили к пропаганде его доктрины путем издания газет (Producteur, Glob, Observateur), и чтения лекций [140].

Одна из этих лекций, двенадцатая, была посвящена интересующему нас вопросу. «В действующих законодательствах, — говорили сен-симонисты [141], — нет демаркационной линии между добром и злом, оно не считается с внешними обстоятельствами, которые одни могут определить действительную ценность совершенных актов, оно далеко от жизни, от реальности; судья — это какая-то машина, статьи закона — мертвые строки на бумаге. Оно думает перевоспитать человечество каторжными работами, но пока думают достичь воспитания социальных чувств одной репрессией, пока палач — один привилегированный учитель морали, до тех пор общество будет страдать в унизительнейшем рабстве. Забывают, что наказанные вышли из городов, где остались толпы таких же слабых, как они, и что они тоже пойдут за ними гибнуть морально в тюрьмах и, может быть, скажут последнее прости земле с эшафота» [142]. Причины преступлений и всех неурядиц, — учили сенсимонисты, — надо искать в эксплуатации человеком человека, в существовании рядом класса ничего не делающих и тружеников не имеющих времени на развитие своих интеллектуальных и моральных способностей. Но праздным людям не должно быть места в обществе; только с их исчезновением воскреснет материально и морально самый многочисленный и вместе с тем самый бедный класс. Эта лучшая нравственная жизнь настанет тогда, когда общество преобразуется в огромную ассоциацию рабочих, равных между собой, где не будет никаких привилегий по рождению, где будет проведен принцип ä chacun selon sä capacite, a chaque capacite suivant ses oeuvres. Нужно правильно поставить дело воспитания. Древние нации, предназначенные проводить жизнь в войне, имели прекрасно поставленное военное воспитание, a мы, — говорили сенсимонисты, — предназначенные для жизни в мире и труде, не имеем его: нужно из каждого из нас сделать «человека» и «работника». Тогда настанет славный день, и люди, воспитанные в братстве и гуманности, «pouront pretendre a une nouvelle couronne de saintete», тогда порок будет наказываться уже одним печальным видом причиненных им страданий. Пока этот идеал не достигнут, на ряду с уголовным или «отрицательным» законодательством la legislation negative ou penale должно существовать и «положительное» или награждающее за добродетель (legislation positive ou renoumerataire). Преступлением будет всякое действие с ретроградной тенденцией, т. е. возвращение к привычкам прошлого с его характернейшей чертой — эксплуатацией человеком человека [143]. Преступник для нас, — учили сенсимонисты, — только «un fils du passe» — сын прошлого, и мы должны направить все усилия к тому, чтобы сделать из него сына будущего. Судьей в этом новом строе будет лучший человек, лучше других знающий социальный порядок и любящий его больше других; он будет говорить: «Вы хорошо, a вы дурно поступили» и этого будет достаточно [144].

Из этого изложения учения сенсимонистов мы видим, во-первых, что они относили преступление не к злой воле преступника, но смотрели на него, как на необходимое последствие всего политического и социального устройства государства; во-вторых, подвергали беспощадной критике действовавшие уголовные законодательства и борьбу с преступлениями только наказаниями; в-третьих, придавали решающее значение в борьбе с пороками и преступлениями реформам социального характера и особенно останавливались в значении мер воспитательного характера.

В одно время с трудами С.-Симона появлялись во Франции же работы Фурье. Первая его работа: «Theorie des quatre mouvements», появилась в 1808 году [145]. Первое из этих quatre mouvements он называет mouvement social, второе — animal, третье — organique и четвертое — materiel. Mouvement social — объяснение законов Божеского управления социальными организмами, mouvement animal — объяснение законов, по которым Бог распределяет страсти, инстинкты всем существам мироздания.

Раскрытие этих законов и их изучение привело Фурье к его знаменитой теории фаланстеры или фаланги. Фалангой назывался тот военный строй, благодаря особенностям которого Александр Македонский завоевал большую часть мира. Фурье назвал фалангой тот свой новый социальный строй, которым он думал победить все мировое зло, все пороки, все преступления и дать страждущему человечеству счастие в т. н. фаланстерах, т. е. огромных зданиях, предназначенных для общей жизни в них 2.000 мужчин, женщин и детей. Здесь общие столовые, кухни, по отдельные и притом различные квартиры. Работники получают здесь 5/12 продукта труда, представители капитала — 4/12 и представители таланта — 3/12. «Это не коммунистический строй, — говорит Considerant в своих публичных лекциях, посвященных изложению доктрины Фурье [146], — где однообразно звучит все одна и та же нота, где нет никакого места индивидуальному развитию, но музыка, где множество голосов согласованы в чудную гармонию». В своих лекциях Considerant подробно останавливался на доказательствах невозможности в фаланстере воровства, этого наиболее часто совершаемого преступления. Оно будет невозможно прежде всего потому, что никто не будет страдать от бедности, — мы не будем там видеть человека, этого царя мироздания, как теперь, в рубище, голодного и больного. Но кража будет невозможна и потому, что не будет места для сбыта краденого: в фаланстере жизнь у всех на виду и продать никому нельзя, так как право продажи и покупки остается только за фалангами.