Элхонон Голдберг - Креативный мозг [Как рождаются идеи, меняющие мир] [litres]

Что заставило Альберта Эйнштейна обратить внимание на взаимосвязь именно пространства и времени, а не многих других физических переменных? Что заставило Льва Толстого написать литературный шедевр о вторжении Наполеона в Россию и оставить без внимания множество других тем (между прочим, он отказался называть это произведение романом, и «War and Peace», вероятно, является неправильным переводом; может быть, более справедливо назвать эту вещь «War and Society», в соответствии с намерениями автора, так как на русском языке это название имеет креативное и двусмысленное звучание; вероятно, это сделано умышленно).

Более прозаичный пример: представьте себе студентов, которые слушают лекцию и делают записи. Поведение в группе чрезвычайно асинхронно. Разные студенты записывают различные моменты лекции, потому что их суждения об относительной важности разнообразных фактов и идей, представленных профессором, неодинаковы. Одни будут считаться более значимыми, другие – менее значимыми. Это поведение, которое направляется значимостью : студентом руководит субъективное суждение о том, что важно, а не явные, внешне навязанные инструкции.

Чтобы понять механизмы, которые мозг использует для определения значимости, нам нужно обратиться к префронтальной коре и связанным с ней структурам. Правильное функционирование этих структур совершенно необходимо для гарантии центральной предпосылки творческого процесса, который ведет к инновации: это затрагивает какие-то социально-этические последствия, а не что-то легкомысленное, нелогичное или маргинальное. Без этой способности индивидуум может быть талантливым и целеустремленным, но его деятельность – «много шума из ничего», и он не пройдет первую же проверку на креативность, и его забудут. В этой главе мы поговорим о роли главных игроков мозга, принимающих решение о том, что важно, а что нет: это лобные доли, левое полушарие и дофамин.

Чаще всего жизненные ситуации неоднозначны и не подчиняются «приказам о выступлении», поступившим извне. Индивидуум сам решает, с определенными ограничениями, какое действие предпринять, на какую проблему обратить внимание или как распределить приоритеты в отношении времени и ресурсов. Сталкиваясь с одними и теми же обстоятельствами, разные люди сделают разный выбор; и один вариант выбора необязательно будет лучше другого, в некоем «объективном», абсолютном смысле. Если после окончания колледжа Джейн решит поступать в медицинский институт, а Джон – в юридическую школу, то кто может определить, чей выбор будет «хорошим» или «плохим» в абсолютном смысле? Определение значимости является внутренним, субъективным процессом.

В этом-то и заключаются парадокс и проблема. Большинство экспериментов, которые ученые проводят с целью изучения функций префронтальной коры у здоровых людей, традиционно основаны на специфических задачах, с точными указаниями на то, что будет «правильным» ответом или «лучшим» решением. Здесь определение «правильного» и «лучшего» встроено в задание. Даже в исследованиях, определяющих мозговые механизмы значимости, испытуемым обычно заранее говорят о том, что является «значимым» аспектом задания, которое требуется выполнить: «Нажмите кнопку, только когда покажется красный кружок», «Нажмите кнопку, если сигнал будет тем же самым, что и раньше» и так далее. То же самое верно и для большинства нейропсихологических тестов, разработанных для диагностики дисфункции лобных долей при травмах головного мозга, деменции или других состояниях. Эти эксперименты разработаны так, что они дают много информации о некоторых других функциях лобных долей (это планирование, гибкость мышления, самоконтроль), но они почти не информативны, когда речь идет о механизмах, которые мозг использует для определения значимости в реальных ситуациях. Может показаться, что я повторяюсь, но позвольте мне еще раз сказать: в большинстве реальных жизненных ситуаций не существует никакого мысленного регулировщика, который направляет процесс когнитивного «дорожного движения», – мы сами решаем, что значимо, а что не нужно.

Таким образом, существует настоящее несоответствие между очень важными аспектами функций лобных долей и существующими инструментами, клиническими и научными. Как будто мы пытаемся измерить кровяное давление термометром. Мы не можем распознать разницу между значимостью как ее определяет индивидуум и «значимостью», навязанной экспериментатором, и это приводит к большой путанице в научной литературе. А различие будет очень важным для нашего дальнейшего обсуждения, поэтому, чтобы избежать беспорядка, давайте называть значимость, определенную индивидуумом, «внутренней значимостью», а навязанную экспериментатором – «внешней значимостью». Помните: еще больше путаницы в научных публикациях из-за слишком вольного использования слова «значимость». Сигнал (или стимул) часто называется «значимым», если он сильный (громкий или яркий) или неожиданный. Это свойства, которые могут предвещать «значимость» в смысле «важности», но не обязательно. Когда я иду по улице в центре Манхэттена, то обращаю внимание на новые рестораны, потому что люблю ужинать вне дома. Но я не смотрю на новые отделения банков, так как хожу в одно и то же отделение одного и того же банка уже много лет и у меня нет причин интересоваться другими. Эта селективность внимания направляется внутренней значимостью. Но если ко мне в гости приедет знакомый из другого города и спросит, где ближайший банкомат, в следующий раз, идя по улице, я буду обращать внимание на отделения банков. Теперь селективность распределения моего внимания направляется внешней значимостью. Большинство экспериментов, которые проводят специалисты по когнитивным наукам, относятся ко второму виду.

Парадоксальным образом условия экспериментов по изучению когнитивных функций у животных, в отличие от тех, в которых участвуют люди, в некоторых важных аспектах ближе к процессам познания у человека. В отличие от людей – участников экспериментов вы не можете «проинструктировать» обезьяну или крысу, чтобы они делали то, что вы хотите. Вместо этого вы только лишь можете организовать эксперимент таким образом, чтобы животному пришлось находить переменные, которые вы хотите изучить, важные с собственной точки зрения животного. Конечно же, это переменные, связанные с вознаграждением. Вы можете считать, что изучаете пространственную память у крыс. Но как только вы озадачиваете крысу, она будет искать способы добыть лакомство или еду. Именно само животное будет определять, что является значимым в окружающей обстановке, в контексте своих нужд. Так что на самом деле вы изучаете не просто пространственную память крысы, но также ее способность выбирать в качестве значимого признака (который поможет получить вознаграждение) план лабиринта, вместо того чтобы обращать внимание на цвет халата экспериментатора или интенсивность освещения в комнате. Крыса может провалить тест не потому, что у нее нарушена пространственная память (здесь замешан гиппокамп), но изменена способность к определению значимости (здесь участвуют лобные доли, какими бы они ни были у крыс).