Бессел ван дер Колк - Тело помнит все [Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть]

ДЛПФК дает нам понять, как наши текущие ощущения связаны с прошлым и какое влияние они могут оказать на будущее – ее можно рассматривать как хронометр нашего мозга.

Осознание того, что у всего происходящего есть конец, делает выносимыми большинство переживаний. Обратное тоже верно – ситуации становятся невыносимыми, когда кажутся бесконечными.

Большинство из нас по своему горькому опыту знают, что ужасное горе, как правило, сопровождается ощущением, будто это скверное состояние будет длиться вечно, а также что мы никогда не справимся с нашей утратой. Когда ощущение, будто «это никогда не закончится», возводится до максимума, рождается психологическая травма.

Снимок мозга Стена дает понять, почему люди оправляются от травмы, только когда структуры мозга, выведенные из строя в момент самого происшествия – из-за чего оно и регистрируется в мозге как травма, – вновь полностью активируются. Возвращение к прошлому в ходе психотерапии следует осуществлять, когда человек прочно привязан – с биологической точки зрения – к настоящему и чувствует себя как можно спокойнее и безопаснее, а также заземленным («заземленный» в данном случае означает, что человек чувствует прикосновение стула к ягодицам, видит пробивающийся через окно свет, ощущает напряжение в икрах и слышит, как ветер снаружи колышет деревья). Когда человек привязан к настоящему, вспоминая про пережитую травму, у него появляется возможность до глубины души осознать, что эти ужасные события принадлежат к прошлому. Чтобы это произошло, сторожевая башня, повар и хронометр мозга должны быть активированы. Психотерапия не поможет, пока человека и дальше будет затягивать в прошлое.

Давайте еще раз посмотрим на снимки мозга Стена в момент его живых болезненных воспоминаний. В нижней части мозга можно увидеть еще два белых пятна. Это правый и левый таламус, отключившиеся во время всплеска воспоминаний, как это было в момент изначальной травмы. Как я уже сказал, таламус выступает в роли «повара» – ретранслятора, собирающего сенсорные сигналы от ушей, глаз и кожи, а затем добавляющего их в суп нашей автобиографической памяти. Выход таламуса из строя объясняет, почему травма запоминается не как последовательная история – рассказ, у которого есть начало, середина и конец, – а как изолированные сенсорные отпечатки: образы, звуки и физические ощущения, сопровождаемые бурными эмоциями, как правило, ужаса и беспомощности (17).

В нормальных обстоятельствах таламус также выступает в роли фильтра или контролера. Это делает его ключевой составляющей внимания, концентрации и получаемых новых знаний, на которые травма действует губительным образом. Читая эту книгу, вы можете слышать музыку на заднем фоне или шум проезжающих за окном машин либо чувствовать, как живот немного сводит от голода. Если у вас получается оставаться сосредоточенным на тексте, то именно ваш таламус помогает вам разделять важную информацию и информацию, на которую можно не обращать внимания. В девятнадцатой главе, посвященной нейробиологической обратной связи, я расскажу про некоторые из тестов, используемых нами для измерения работы этой системы фильтрации, а также способы ее укрепления.

У людей с ПТСР входные ворота распахнуты настежь. Из-за отсутствия фильтра они постоянно пребывают в состоянии сенсорной перегрузки. Чтобы справиться с ним, они пытаются закрыться, сужая свое поле зрения и вырабатывая у себя способность к усиленной концентрации. Если им не удается замкнуться естественным путем, они прибегают к наркотикам или спиртному, чтобы оградиться от мира. Вся трагедия в том, что, ограждаясь подобным образом, они лишают себя также и источников удовольствия и радости.

Давайте теперь рассмотрим, что случилось в томографе с Уте. Не все люди реагируют на травму одинаково, однако в данном случае разница была особенно разительной, так как Уте сидела в разбитой машиной бок о бок со Стеном. На проигрываемый сценарий своей травмы она отреагировала оцепенением: ее мозг отключился, и практически на всех участках мозга наблюдалось снижение активности. Пульс и давление у нее не повысились. Когда ее спросили, как она чувствовала себя, находясь в томографе, то она ответила: «Я чувствовала себя в точности так же, как и во время аварии: я не чувствовала ничего».

Отключение (диссоциация) в ответ на воспоминание о травме из прошлого. В данном случае практически по всему мозгу активность снизилась, что оказало пагубное влияние на мышление, концентрацию и способность ориентироваться.

В медицине реакция Уте называется деперсонализацией (18). Любой, кто имеет дело с пережившими травму мужчинами, женщинами или детьми, равно или поздно сталкивается с отсутствующим взглядом и полной отстраненностью – внешними проявлениями биологической реакции оцепенения. Деперсонализация – один из симптомов вызванной травмой обширной диссоциации. Болезненные воспоминания Стена были связаны с его неудавшимися попытками спастись с места аварии – спровоцированные проигрываемым сценарием, все его разрозненные, фрагментированные ощущения и эмоции вырвались в настоящее. Уте же, вместо того, чтобы пытаться спастись, отделила от себя свой страх и ничего не чувствовала.

Я частенько наблюдаю проявления диссоциации в своем кабинете, когда пациенты рассказывают мне ужасающие истории без каких-либо эмоций. Всю энергию словно высасывает из комнаты, и мне приходится прикладывать героические усилия, чтобы продолжать сосредоточенно слушать. Когда имеешь дело с безжизненным пациентом, приходится гораздо больше стараться, чтобы сеанс психотерапии не зашел в тупик, и раньше я частенько молился, чтобы отведенный час как можно скорее подошел к концу.

Увидев снимок Уте, я стал применять к моим отрешенным пациентам совсем иной подход. С практически полностью отключенным мозгом они явно не могли думать, испытывать глубокие чувства, помнить или осознавать происходящее. Традиционная разговорная терапия в данных случаях практически бесполезна.

В случае Уте мы могли предположить, почему ее реакция так сильно отличалась от реакции Стена. Она использовала стратегию выживания, которой ее мозг научился в детстве, чтобы справляться с грубым обращением со стороны матери. Отец Уте умер, когда ей было девять, и ее мать впоследствии частенько вела себя скверно и унижала ее. В какой-то момент Уте открыла для себя, что может просто отключать свой разум, когда мать на нее кричит. Когда она тридцать пять лет спустя застряла в разбитой машине, мозг Уте автоматически вошел в тот же самый режим выживания – она просто замкнулась в себе.