Лори Готтлиб - Вы хотите поговорить об этом? Психотерапевт. Ее клиенты. И правда, которую мы скрываем от других и самих себя

Теперь Дара предлагала Джулии сделать то же самое: взглянуть на тюльпаны и на картины Рембрандта. И когда гнев Джулии по поводу «Добро пожаловать в Голландию» утих, она задумалась: всегда найдется кто-то, чья жизнь кажется более или менее завидной. Хотела бы Джулия сейчас поменяться местами с Дарой? Первая инстинктивная реакция: да, и секунды бы не думала. Вторая – может и нет. Она прокручивала в голове разные сценарии. Если бы можно было прожить десять лет со здоровым ребенком, решилась бы она променять их на более долгую жизнь с ребенком, страдающим тяжелыми нарушениями развития? Она чувствовала себя ужасно из-за этих мыслей, но и не думать об этом не могла.

– Как думаете, я плохой человек? – спрашивала она. Я уверяла ее, что каждый, кто приходит на психотерапию, переживает, что его мысли или чувства могут быть не слишком «нормальными» или «хорошими». И при этом именно честность по отношению к себе помогает привнести смысл в жизнь, со всеми ее нюансами и сложностями. Подавите эти мысли – и вы наверняка начнете поступать «плохо». Признайте их – и вы начнете расти.

Джулия начала понимать, что все мы в той или иной степени находимся в Голландии, потому что большинство людей проживает совсем не ту жизнь, какой она была в их планах. Даже если вам повезло оказаться в Италии, вы можете столкнуться с отменой рейсов и ужасной погодой. Или ваш партнер вдруг скончается от внезапного сердечного приступа – прямо в душе, через десять минут после отличного секса в роскошном номере отеля в Риме, куда вы поехали отмечать годовщину свадьбы, как это случилось с одной моей знакомой.

Так что Джулия собиралась в Голландию. Она не знала, как долго продлится ее путешествие, но у нее была бронь на ближайшие десять лет, и она могла при необходимости изменить детали.

В то же время мы работали, пытаясь определить, чем она хочет там заниматься.

У Джулии было только одно условие:

– Пообещайте, что вы скажете мне, если я начну делать что-то безумное! Ну то есть… раз уж я умру раньше, чем мне представлялось, я же не должна быть слишком… разумной , верно? Так что если я перейду все границы, вы мне об этом скажете?

Я согласилась. Джулия всю свою жизнь была сознательной и ответственной, делала все по инструкции, и я не могла даже представить, каким будет ее «переход границ». Я решила, что если что-то и произойдет, то это будет эквивалентно поведению студента-отличника, для которого самое безумное безумие – это перебрать пива на вечеринке.

Но я забыла, что люди вытворяют все самое интересное, когда к их голове приставлен метафорический пистолет.

– Bucket list . Забавный термин, правда? [10] Список того, что нужно успеть сделать за свою жизнь; название обыгрывает идиому kick the bucket – эквивалент русского «откинуться» или «сыграть в ящик», а дословно она переводится как «пнуть ведро». – Прим. ред. – сказала Джулия на одной из сессий, когда мы пытались визуализировать ее Голландию. Мне пришлось согласиться. Что мы хотим сделать до того, как отправимся на тот свет?

Часто люди задумываются о подобных списках, когда умирает кто-то близкий. Именно это случилось с Кэнди Чанг, художницей, которая в 2009 году превратила стену здания в Новом Орлеане в арт-пространство под названием «Перед тем как я умру». Через несколько дней стена была полностью исписана. Люди писали: Перед тем как я умру, я хочу пересечь линию перемены дат. Перед тем как я умру, я хочу спеть для миллионов людей. Перед тем как я умру, я хочу стать самим собой . Вскоре идея разнеслась на тысячи подобных стен по всему миру: Перед тем как я умру, я хочу наладить отношения с сестрой. Быть хорошим отцом. Прыгнуть с парашютом. Изменить чью-то жизнь.

Я не знаю, сделали ли эти люди все, что хотели, но, основываясь на том, что я вижу у себя в кабинете, у многих случаются моменты прозрения, после чего они что-то ищут в недрах своей души, пополняют списки – а потом игнорируют их. Люди склонны мечтать, ничего не делая, пока смерть остается чем-то теоретическим.

Мы думаем, что составление списков помогает отогнать сожаление; на самом деле они помогают сдержать саму смерть. В конце концов, чем они длиннее, тем больше времени, как нам кажется, остается на их выполнение. Сокращение списка оставляет крошечную вмятину на наших системах отрицания, заставляя признать отрезвляющую истину: у жизни стопроцентный уровень смертности. Каждый из нас умрет, и большинство не имеет ни малейшего представления о том, как или когда это случится. По факту, с каждой прошедшей секундой мы становимся на шаг ближе к своей неизбежной смерти. Как говорят, никто из нас не выберется отсюда живым.

Готова поспорить, сейчас вы рады, что я не ваш психотерапевт. Кто захочет размышлять о подобном? Куда легче быть смертным прокрастинатором! Многие из нас воспринимают близких людей и значимые вещи как нечто само собой разумеющееся, чтобы узнать дату дедлайна и понять, что все это время они не занимались главным проектом: своей жизнью.

Теперь Джулия оплакивает все то, что ей придется оставить вне своего списка. В отличие от пожилых людей, которые горюют о том, что оставляют после себя, Джулия страдает из-за всего того, что ей уже не светит, – из-за всех тех вех и «первых разов», которые обычно маячат где-то впереди у тридцатилетних. У Джулии был, как она выражалась «четкий последний срок» ( «последний» здесь выходит на первый план, говорила она), срок настолько неумолимый, что большая часть ее ожиданий никогда не сбудется.

Однажды Джулия сказала мне, что начала замечать, как часто люди в повседневных разговорах говорят о будущем. Я собираюсь похудеть. Я собираюсь начать заниматься. Мы собираемся в отпуск в этом году. Через три года я получу это повышение. Я коплю, чтобы купить дом. Мы хотим родить второго ребенка через пару лет. Я поеду на следующую встречу выпускников через пять лет.

Они планируют.

Джулии, не знающей, сколько ей еще осталось, было трудно планировать будущее. Что вы делаете, когда разница между годом и десятью огромна?

Потом случилось чудо. Экспериментальное лечение Джулии уменьшило ее опухоли: за несколько недель они почти полностью исчезли. Ее врач был настроен оптимистично – может быть, она протянет дольше, чем они думали. Может быть, эти лекарства сработают не только сейчас и не на пару лет, а на долгий срок. Было очень много «может быть». Так много, что они с Мэттом начали потихоньку становиться людьми, которые что-то планируют.

Когда Джулия составляла свой список, они с мужем говорили о ребенке. Стоит ли рожать, если Джулия может не дожить до момента, когда ее ребенок пойдет в среднюю школу – или даже в начальную, если все будет совсем плохо? Готов ли Мэтт к этому? А ребенок? Насколько честно со стороны Джулии становиться матерью в подобных обстоятельствах? Или самым правильным актом материнства со стороны Джулии будет решение не становиться матерью, даже если это окажется самой большой жертвой, которую она когда-либо приносила?