Эндрю Штульман - Сбитые с толку

Сам я узнал, что люди связаны с бонобо так же близко, как и с обыкновенными шимпанзе, когда готовил лекцию о половом поведении приматов (гиперсексуальные бонобо — отличный пример для этой темы). Поначалу мне было сложно в это поверить. Как я, человек, изучающий популярные заблуждения об эволюции, мог не знать, что бонобо — это вид шимпанзе и, соответственно, имеет более 98% общих генов с человеком, точно так же, как Pan troglodytes?

В своем неведении я виню то, что бонобо не включают в кладограммы приматов. Такого рода пробелы в изображении эволюции имеют давнюю историю и восходят к самому первому рисунку на эту тему — «древу жизни» Эрнста Геккеля [342]. Это генеалогическое древо появилось в его книге «Общая морфология организмов», вышедшей в 1866 году. На нем показаны родственные связи между всевозможными организмами от насекомых до млекопитающих, но место, посвященное конкретным видам, не согласуется с их фактической распространенностью. Млекопитающим Геккель отвел целый «этаж» верхних ветвей с человеком в центре, а насекомым досталась всего одна ветка, хотя по числу видов они побеждают млекопитающих со счетом 175:1. Если какую-то группу организмов и помещать на одной ветви, то млекопитающих.

Надо признать, что кладограммы призваны показывать отношения в конкретной группе (например, млекопитающих) и на конкретном уровне абстракции (например, отряде), поэтому изображение всего разнообразия отвлекало бы от цели. Тем не менее постоянное игнорирование десятков и даже сотен представителей группы, вероятно, усугубляет наивные, эссенциалистские представления об эволюции. Несколько образцовых видов, представленных на кладограммах, вырваны из спектра, который остается скрыт. Как изменилось бы впечатление о месте человека в биологическом мире, если бы все кладограммы приматов учитывали все 7 видов гоминидов или все 22 вида человекообразных обезьян (7 видов гоминидов плюс 15 видов гиббонов)? А если представить на кладограмме все 400 видов приматов (7 видов гоминидов, 15 — гиббонов, 18 видов долгопятов, более 100 видов лемуров и более 260 видов других обезьян)? Прибавьте к этому десятки вымерших приматов, известных только по ископаемым остаткам, и человек затеряется среди всего этого многообразия…

И это только приматы — маленькая подгруппа из приблизительно 5400 видов млекопитающих, 66 тысяч видов позвоночных, 7,8 миллиона видов животных и 8,7 миллиона видов организмов, живущих сегодня на нашей планете [343]. Глубина и ширина родственных связей человека с другими организмами ошеломляет, как и история этих отношений.

Биолог Дэвид Хиллис составил одну из крупнейших на данный момент кладограмм. Она включает три тысячи видов — меньше десятой доли процента всех видов, живущих на планете, — но чтобы прочитать все названия, ее пришлось бы увеличить до полутораметровой длины [344]. Такая большая диаграмма, наверное, не слишком полезна как источник конкретной информации об эволюции (например, к кому ближе нарвалы — к морским свиньям или к касаткам), но она, безусловно, позволяет по-другому посмотреть на эволюцию человека.

Как видно, неспециалистов смущают и кладограммы, и процесс кладогенеза, который они изображают. Однако, чтобы запутаться в них, нужно для начала вообще признать, что кладограммы отражают научный факт, а именно что все существующие сейчас формы жизни произошли из более ранних форм. Многие люди не принимают этой мысли. Они видят в кладограммах вымысел или того хуже — коварную ложь. Им ближе креационистское объяснение видообразования: все существующие в текущей форме сегодня виды были сотворены менее чем 10 тысяч лет назад Богом (или божественным началом).

Этот подход был очень популярен на протяжении всей человеческой истории, и это понятно: он намного проще, чем теория эволюции. Творение мгновенно, а эволюция медленна и сложна. Творение подразумевает хорошо понятный процесс целенаправленного дизайна, а эволюция — более туманные процессы изменчивости и отбора. Творение создает идеальные формы, а эволюция — просто достаточные для выживания. А еще творение подразумевает, что виды вечны, а эволюция — что виды меняются и будут меняться, во многом непредсказуемым образом.

Рис. 13.7. Древа жизни, составленные по данным современной филогенетики [345], например это, созданное биологом Дэвидом Хиллисом и включающее 97 видов, ставят млекопитающих на довольно скромное место по сравнению с изображениями, основанными на более ранних методах анализа

Поскольку творение проще эволюции, именно творением дети обычно объясняют происхождение видов. Если спросить дошкольника или младшеклассника, откуда взялась первая ящерица или первый медведь, они, как правило, ссылаются на творение — либо божественное («животных создал Бог»), либо не слишком определенное («Что-то их создало», «Кто-то их сделал», «Они просто появились») [346]. Дети говорят о творении независимо от того, про какой вид их спрашивают, и независимо от того, предлагают ли им эволюцию явно («Их сотворил Бог или они получились благодаря изменению другого вида животного?»). Больше всего удивляет, что творение упоминают и дети креационистов, и дети сторонников эволюции. Другими словами, маленькие дети говорят о творении, даже если их родители в ответе на тот же вопрос скажут об эволюции.

Детская склонность к креационизму послужила основой для теологически сложных систем верований (например, о семи днях творения, описанных в Книге Бытия). Эти верования, в свою очередь, мешают принять эволюцию. Несколько исследований показали, что религиозные убеждения — самая мощная причина скептицизма в отношении эволюции [347]. Они влияют на взгляды сильнее, чем возраст, половая идентификация, уровень образования, политические взгляды, знания о генетике, способности к аналитическому мышлению и отношение к науке в целом.

Религиозность влияет на согласие с фактом эволюции в зависимости от страны. В государствах с высоким уровнем религиозности, например в Турции и Египте, популярность эволюционных идей низкая, в то время как в нерелигиозных странах, например Дании и Франции, — высокая [348]. В Соединенных Штатах, где около 60% населения согласны с эволюцией и 40% не согласны, отрицательная корреляция между религиозностью и эволюционистскими взглядами проявляется в масштабах штатов. Жители религиозных штатов, например Алабамы и Миссисипи, реже соглашаются с существованием эволюции, чем жители нерелигиозных, в частности Вермонта и Нью-Хэмпшира. Эти результаты сохраняются даже с поправкой на число выпускников школ и студентов, заработную плату учителей, общую научную грамотность и валовой внутренний продукт на душу населения [349].