Мишель Филгейт - О чем мы молчим с моей матерью [16 очень личных историй, которые знакомы многим]

В мае 1983 года я звоню домой, чтобы поделиться с родителями новостью.

Мы с моим женихом держим вместе телефонную трубку, стоя в залитом солнцем проеме балконной двери.

Мы живем во Французском квартале в Новом Орлеане [31] Французский квартал (Vieux Carré) — старейшая часть Нового Орлеана. Прим. перев. , мы оба репортеры в газете Times-Picayune — он занимается расследовательской журналистикой, я — медицинской.

Он черный. Я белая.

Он совершенно точно уверен, что мне лучше подождать и сообщить все родителям лично. Но я не понимаю его опасений. Мне двадцать семь лет. Я люблю своих родителей. И не могу больше ждать.

Я делаю вид, что ничего не понимаю.

Трубку поднимает отец, я сообщаю ему, и он говорит: «Да это лучшее, что ты могла мне сообщить, дорогая. Если бы мне самому пришлось выбирать себе зятя, я бы тоже выбрал этого парня». Я слышу, как он бежит по ступенькам наверх, в мамину комнату.

К моему изумлению, когда я сообщаю новость ей, молчание на другом конце провода затягивается, и я начинаю нервничать. И эта женщина когда-то пичкала меня книгами Элис Уокер [32] Элис Уокер (Alice Walker) — афроамериканская писательница и общественная деятельница-феминистка. Прим. перев. , Ричарда Райта [33] Ричард Райт (Richard Wright) — один из самых значительных афроамериканских писателей. Прим. перев. , Тони Моррисон [34] Тони Моррисон (Toni Morrison) — американская писательница, редактор и профессор. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1993 года, обладательница Президентской медали Свободы. Прим. перев. ; именно она привела меня однажды на Бродвей смотреть премьеру спектакля For colored girls who have considered suicide / when the rainbow is enuf [35] Пьеса Полетты Уильямс, ставшей известной под псевдонимом Нтозаке Шанге (Нтозаке — «хозяйка своих владений» на языке кхоса, Шанге — «идущая с львами» на языке зулу). Премьера состоялась в 1976 году. Пьеса представляет собой музыкально-хореографический рассказ семи женщин о том, как они подвергались угнетению по расовому и половому признаку. Прим. перев. . Может, конечно, это я все неправильно поняла.

Наконец она произносит: «А как быть с детьми?»

Мне двадцать семь. Я делаю вид, что ничего не понимаю.

«А что с детьми? — отвечаю я бесцеремонно, чувствуя, как закипаю. — Бить мы их не будем».

В 1949 году Билл Риверз едет в Париж, где встречает американку выдающегося ума, с притягательной улыбкой. Ее зовут Бетти Джо Робертс. У нее степень магистра по английскому языку и стипендия Фулбрайта, благодаря которой она и оказалась в Сорбонне. Она белая. Представьте себе, что он водит Бетти Джо в Les Deux Magots [36] Les Deux Magots — знаменитое кафе в VI округе Парижа. Играло важную роль в культурной жизни города. Среди знаменитых посетителей можно назвать Эльзу Триоле, Пабло Пикассо, Антуана де Сент-Экзюпери, Эрнеста Хемингуэя, Жана-Поля Сартра, Симону де Бовуар. Прим. перев. , где писатели, художники, музыканты из разных стран, черные и белые, пьют прекрасное дешевое французское вино. Она идеально вписывается в это место, смеется с гостями, а стоит ей что-нибудь рассказать — и все замечают, как она умна и как с ней весело. Повторяется та же история, что и с Эрикой у Стэнли, только теперь все еще лучше, потому что это Париж, и он чувствует, что его артистическая жизнь распускается, как редкий цветок, расцветающий по ночам.

Один из художников-экспатов говорит: «Об Эрике ничего не слышно?» — и приобнимает Бетти Джо, которая не тратит времени на глупое беспокойство о том, что не находится в ее непосредственной близости.

«А то мы потеряли связь», — добавляет он.

Когда он делает Бетти Джо предложение руки и сердца, она не спрашивает: «А как быть с детьми?»

Но из-за того, что во Франции межрасовые браки запрещены, в 1951 году они садятся на корабль и плывут в Англию, где и женятся. Сначала у них рождается сын, потом дочь. Чудесная темнокожая малышка, как сообщает журнал Jet. Удается ли ей по-прежнему посещать занятия в Сорбонне? Билл теперь так лихо орудует краской, накладывая густыми мазками янтарно-желтый, голубой, приглушенно-зеленый, что некоторые его холсты просто невозможно свернуть и отправить обратно домой.

В одном из некрологов по случаю ее смерти было написано, что, когда Бетти Джо спросили о парижских годах, предшествовавших их разводу, она охарактеризовала то время как «бедность, красоту и счастье».

Похоже, он никогда и не предлагал руку и сердце моей матери.

Маме есть чем еще поделиться. Она решается рассказать об этом, когда моему сыну исполняется десять, и я снова остаюсь один на один с ней в ее кабинете, забитом всякой ерундой.

Однажды, когда она гуляла по Нью-Йорку много лет спустя после того, как они с отцом переехали из Виллиджа, кто-то вдруг окликнул ее по имени. Ей навстречу шел Билл Риверз, он узнал ее и был очень рад видеть.

— Наши взгляды встретились, — рассказывает мама. — Он тут же понял, что я его узнала. Но я остудила его пыл, сделав вид, что первый раз его вижу, и прошла мимо.

Меня пронзает боль, как будто человек, которого она проигнорировала, — это я или она сама.

— Но почему? — едва сдерживаясь, спрашиваю я.

— Не знаю, — отвечает она. — Мне теперь так стыдно за свое тогдашнее поведение.

— Ты прекрасно знаешь, почему, — думаю я. — Конечно же, ты знаешь.

— Можно попытаться найти его, — предлагаю я. — Можно навести справки.

Она закрывает рот рукой.

— Это было бы слишком болезненно для меня, — отвечает она. — Пожалуйста, не надо.

Я даю ей слово.

Я не буду ничего предпринимать.

Я никогда ничего не предпринимаю.

Билл Риверз умрет в 2002-м. Но я узнаю об этом лишь спустя годы.

За год до смерти Эрики (ей восемьдесят четыре, а мне пятьдесят семь) я задаю ей личный вопрос. Лучше бы я этого не делала.

— Ты так часто говорила о Билле Риверзе, — говорю я. Мама, сидящая в инвалидном кресле, смотрит на меня с оживлением. — Он подарил тебе картину. Вас связывала потрясающая… дружба. Я часто о вас размышляла.

Мама ждет. Она все так же красива, как когда-то, только теперь ее волосы выглядят скорее седыми, чем посеребренными сединой, и она стала полнее. Под свитером у нее прячется зонд для кормления, а под шарфом — трахеостома [37] Трахеостома — трубка для дыхания. Прим. перев. .

Делаю глубокий вдох.

— Мам, а вы с Биллом были любовниками?

Я могу спросить это, потому что попросила ее сиделку оставить нас наедине. Маме теперь нужна помощь. В спальне дремлет отец, его собственное инвалидное кресло стоит рядом.

Мама подбирается и бросает на меня оскорбленный взгляд.

— Как тебе только в голову пришло спрашивать у меня такое.

Отец умирает в мае 2014-го, а мама — спустя семь недель после него, сразу же после экстатического припадка, во время которого она признаётся в следующем (я успела сделать несколько лихорадочные записи):