Роберт Сапольски - Игры тестостерона и другие вопросы биологии поведения [litres]

Возможно, самое глубокое развитие идеи Радина получили в работе Альфреда Крёбера, одного из величайших антропологов, который в 1940 году написал: «В некоторых культурах можно достичь почитаемого и выгодного статуса, лишь переживая расстройство, которое в нашей культуре назовут не иначе как психотическим».

Крёбер подчеркнул ряд моментов. Радин сосредоточился на генеративном, творческом потенциале психических отклонений шаманов. Крёбера больше занимало, что эти отклонения вписывались в уже существующие культурные рамки. Чтобы получить лицензию ведуна, мало просто взять и рассказать, что вы превращались в волка, или забормотать на непонятном языке. Существуют правила, как именно должны буйствовать шаманы. Крёбер пишет, как во множестве культур заслуженные шаманы, подмечая в молодых людях первые признаки галлюцинаций и психозов, обучают эту молодежь правилам шаманского поведения в данной культуре. Таким образом, шизотипические черты выявляются и приводятся к стандарту.

Также Крёбер рассуждал о выгодах подобных психозов. «Для нас человек, который слышит голоса умерших или заявляет, что иногда превращается в медведя, социально неприемлем, в лучшем случае бесполезен, а скорее всего, станет обузой или угрозой». Но не таковы шаманы. Их боятся и чтят, их благосклонности ищут, их наделяют властью. Во многих традиционных обществах шаманизм действительно ассоциируется с отшельничеством и целибатом. Но во многих других культурах шаманы и их родственники вознаграждаются не только уважением и материальными благами, но и репродуктивно. Конечно, нежелательно, чтобы в обществе каждый становился шаманом. Об этом хорошо сказал член племени виннебаго, который обратился к Радину во время особенно буйной шаманской церемонии: «Когда некоторые из нас иногда такие, то это хорошо, но если бы все и всегда были такими, это было бы ужасно». Поэтому шаманов, которых раз-два и обчелся, в традиционном обществе очень ценят, они обычно могущественны и уважаемы. В той мере, в какой шаманизм и сопутствующие ему метамагическое мышление, галлюцинации и психиатрическая неустойчивость отражают генетические свойства, эти свойства не вымарываются из генофонда как негодные.

Крёбер вложил мысль о принятии и выгодах личностных особенностей шамана в название своей работы «Психоз или общественная неприкасаемость» (Psychosis or Social Sanction). Последнее слово отозвалось во мне горьким уколом из-за сходства со словом «неприкосновенность», которую современная психиатрия слишком редко обеспечивает своим больным.

За годы, прошедшие со времен Радина и Крёбера, большинство антропологов отошли от их взглядов. В самом деле, ни в одной культуре практически нет данных о том, что шаманизм всегда основан на психической неустойчивости, что статус шамана можно «получить, только пережив» психоз. В большинстве традиционных культур большинство шаманов выглядят вполне психически здоровыми, зачастую это сироты, которых выращивали шаманы. Скорее всего, как раз эти простые парни, тянущие свою лямку с девяти до пяти, привычными жестами продают классический шаманский образ трикстера – ловкость рук, чревовещание, небольшие манипуляции. Нет убедительных данных, что у них другой образ мыслей, чем у соплеменников, и практически никто из антропологов этим не занимается. Главная мысль Радина и Крёбера не в том, что все шаманы полубезумны, а в том, что, если вы правильным способом слегка обезумеете, шаманизм даст вам уникальное прибежище и даже награду.

Крёбер подчеркивал, что даже самые буйные шаманы обычно не выглядят как те, кого бы мы сейчас назвали шизофрениками, совершенно психически дисфункциональными. Он заметил, как даже в традиционных обществах мало ценят кого-то, кто все время считает себя деревом и ведет себя как дерево. Побочным эффектом моих собственных исследований в Восточной Африке стало наблюдение, что в традиционных обществах шизофрения вызывает не меньше страха и нетерпимости, чем в нашем. Но это не шаманы, чей психоз управляем. Шаманы слышат голоса в моменты кризисов, а не все время. Они ревут на незнакомых языках во время ритуала, а не когда все затаились на охоте. «В целом психопатологии, которые вознаграждаются у примитивных народов, – это не острые и не длительные формы заболеваний», – писал Крёбер. За годы до изобретения термина «шизотипический» Крёбер связал шаманов с этой категорией, а не с шизофренией.

Радин и другие выдвинули психопатологическую теорию шаманизма, согласно которой мягкие формы шизофрении ведут человека к высокоадаптивной роли шамана в традиционном обществе. Выражаясь современными терминами, шизофрения и шизотипическое расстройство личности лежат на генетическом континууме: преимущества легкого расстройства достаточны, чтобы в человеческом генофонде сохранялся этот признак, включая и неадекватный шизофренический вариант. Проще говоря, редкие кузены-шизофреники – эволюционно приемлемая цена за неиссякаемый запас шизотипиков.

Эжен Делакруа, «Борьба Иакова с ангелом» (фрагмент), 1853–1861

Подобные рассуждения несли в себе подтекст, ошибка в котором и составляет суть этой главы. В некоторых кругах есть склонность в обсуждениях наших интеллектуальных предшественников (то есть мертвых белых мужчин) использовать в весьма менторском тоне современные стандарты культурного многообразия и модные словечки. Зачастую это просто политкорректная болтовня. Но невозможно не содрогнуться при мысли, сколько расизма лежит в основе всей истории социальной антропологии.

Многие из упомянутых мыслителей старательно отмечали, как психопатология шамана относится исключительно к людям с кольцами в носу. Из приведенных выше цитат видно, что в основе всех этих рассуждений лежит понятие «примитивность». Радин соединил свои безапелляционные суждения с псевдоматематическим подходом, утверждая, что существуют количественные корреляции между «простотой» общества и долей полубезумцев среди шаманов. Мое любимое изложение – в работе Крёбера, в которой он писал о шаманах-психотиках как о признаке «низких культур», в противоположность высоким культурам, где такого нет. К концу статьи он пускается в пламенные гуманистические сетования на расизм предшественников-антропологов и их этноцентризм в навязывании западных стандартов прогресса. А выговорившись, Крёбер напрямую связывает «прогресс» общества с отказом от шаманской чуши и сопутствующей ей путаницы между реальностью и психотической субъективностью. «Я убежден, что существует истинная связь между определенными симптомами, заслужившими название психопатологических, с одной стороны… и степенью культурного развития или прогресса – с другой».