Изабель Гиллис - Cozy. Искусство всегда и везде чувствовать себя уютно [litres]

«Первый шаг к пониманию чужой страны – почувствовать ее аромат», – писал Редьярд Киплинг. Достигнув берегов Дании, я ощутила, как активировались мои органы чувств: я была открыта и готова к восприятию хюгге. Я ждала, что едва ступлю на датскую землю, как хюгге раскроет мне свои объятия. Однако спустя несколько часов испытала разочарование. Вспомнив слова Киплинга, я глубоко втянула ноздрями воздух в очереди в такси, надеясь уловить запах тумана. Часть моего детства прошла в Мэне, и туман у меня ассоциируется с романтикой, мореплаванием, теплыми свитерами. По какой-то необъяснимой причине (наверное, из-за «Гамлета») я упрямо верила, что будет туманно. Но меня встретил солнечный день, и воздух был по-зимнему чист и свеж. Что ж, идем вперед. Сидя на заднем сиденье такси, я жадно разглядывала проплывающий мимо пейзаж и действительно видела «объекты хюгге» – красные крыши, датчан в шерстяных шарфах и синих джинсах с кофе в бумажных стаканчиках, велосипеды, булочные. Но вот какая штука: даже сжав в руках датскую керамическую кружку с кофе, украшенным высокой молочной пеной, или увидев синие шерстяные пледы, аккуратно сложенные в креслах на верандах кафе, услышав колокольчик при выходе из пекарни и откусив кусочек еще теплого, хрустящего круассана, – к своему удивлению и разочарованию, я не почувствовала ни уюта, ни связи с окружающей обстановкой.

Одни только свитера в несколько слоев уюта не обеспечат. Мало-помалу, практически в реальном времени, до меня начало доходить, что если мне нужен был уют в этой северной стране, как бы несправедливо и трудно мне это ни казалось после столь дальней дороги, проведенной в ожидании чуда, придется создать этот уют самой. А мне так хотелось достичь внутреннего комфорта и гармонии от одного только факта пребывания в стране, где зародилась сама идея хюгге. Хотелось, чтобы свет от свечей вдруг преобразовался в свет внутри меня, – но этого не произошло. Напротив, все вокруг казалось мне чуждым, и я чувствовала себя одиноко даже на мощенной булыжниками улице. Что же делать? Как заполучить хотя бы чуточку хюгге?

Положение усугублялось еще и тем (как будто его можно было сделать еще хуже), что я не купила себе сим-карту для звонков за границу. А потому пришлось выключить телефон и носить его все время в кармане – я вовсе не собиралась разоряться на астрономических суммах за роуминг. И хотя мне ужасно хотелось позвонить домой, пришлось замедлить шаг и как следует вобрать в себя окружающий мир. Вскоре я поняла: определяющей характеристикой хюгге является всего-навсего присутствие здесь и сейчас. В Копенгагене множество кафе с террасами, и за каждым столиком сидели люди, которые что-то пили и болтали между собой. Больше всего меня поразило то, что у большинства не было телефонов. Видимо, я обратила на это внимание еще и потому, что и у меня его не было. В одном особенно оживленном месте я увидела всего одного человека с телефоном – да и то он встал, словно только что испросил разрешения проверить сообщение. Уверена: компания Apple опровергла бы мои слова, заявив, что датчане не менее зависимы от телефонов, чем мы, но в тот момент мне так не казалось. Куда бы я ни пошла, всюду видела людей, общавшихся друг с другом. Вскоре я сосредоточилась на этой их болтовне и почувствовала себя уютнее, хотя и совершенно не понимала их языка. Я спросила, что думает хозяйка заведения об этом гуле голосов. Оказалось, что для Теа чем шумнее кафе – тем больше хюгге.

«В этом месте есть хюгге, потому что оно гудит от болтовни – это расслабляет, можно обсуждать все что угодно: что-нибудь хорошее или то, о чем вам не хотелось бы разговаривать в тихом автобусе».

В Копенгагене были и автобусы, но, как и следовало ожидать, на первом месте среди видов транспорта были велосипеды. Словно разноцветные рыбешки, жители города сновали туда-сюда на своих двух колесах. Почти все велосипеды были оснащены большими корзинами спереди, в которых сидели молоденькие подружки в объемных шерстяных шарфах, собаки, старики. И никто из них не ехал, словно тыквы в тележке; почти все общались с тем, кто управлял велосипедом, или их спутником в корзине. Похоже, в основе повседневной жизни здесь духовное единство. В этот самый момент уют выплыл мне навстречу, словно корабль из тумана.

«Домашняя еда способна исправить ошибки, на мгновение сделав наш несовершенный мир чуточку лучше»

Перед поездкой я купила «Нордическую поваренную книгу» (The Nordic Cookbook) Магнуса Нильссона – почти что двухкилограммовое издание о скандинавской еде, истории и культуре. Нильссон – шеф-повар, но из-за своей косматой бороды, длинных волос и сверкающих глаз больше похож на викинга. Его подход, предполагавший приготовление собственноручно пойманной дичи, захватил меня, еще когда смотрела его шоу по телевизору. Нильссон занимается подледной рыбалкой, собирает в сосновом бору дикий щавель и, рискуя жизнью, отправляется за крутые утесы острова Стоура-Дуймун, чтобы добыть яйца глупышей. Ему принадлежит ресторан под названием «Фавикен» на севере Швеции, где особое внимание уделяют истории, культуре и географии окружающей местности. В частности, он работает с едой, на которой выросли скандинавы и которую уже имеют в своих кладовых. Национальная гордость, внимание и любовь по отношению к тому, что уже есть, – это все ужасно уютно потому, что ему это кажется уютным, и это чувствуется на каждой странице.

Вскоре я поняла: определяющей характеристикой хюгге является всего-навсего присутствие здесь и сейчас.

В этой всеобъемлющей библии Нильссона особое мое внимание привлек проверенный временем сандвич – сморреброд. Вот что пишет о нем автор: «Его история насчитывает более тысячелетия, а вариантов рецепта – больше сотни. Открытый сандвич с сыром объединил в себе большинство аспектов кулинарной культуры северных стран, но кроме того, он – живое доказательство того, что «гамма вкусов» может существовать очень долго, если сохраняет свою важность и значение для людей». Сама идея «гаммы вкусов» кажется мне исключительно уютной – она заключается в гармонии вкуса, культуры, личности и температуры.

И, как и обещал Нильссон, сандвичи в Копенгагене – повсеместны. Куда бы я ни пошла, они были повсюду, так что мне даже пришлось попросить консьержа в моем крошечном отеле порекомендовать мне самый «датский». Он указал куда-то в сторону «места в конце маленькой лестницы» – там, по его словам, я должна была найти сморреброд и много хюгге. Зажав в перчатке нарисованную от руки карту, я отправилась по мощеной улочке, отмечая про себя все круглые старинные окошки с выпуклыми стеклами в рамах, где почти всегда горела свеча. В самом конце «маленькой лестницы» оказался ресторан «Сканди», которому суждено было стать эпицентром моей одиссеи в поисках хюгге. Словно редакция журнала о дизайне придумала свою версию кроличьей норы из книги Беатрикс Поттер. Мерцающий свет свечей освещал беленые стены и балки из темного дерева. Плетеные полувековые стулья укрывали овечьи шкуры, а в меню были только сморреброды. Официант по имени Йеппе посоветовал заказать два или три. Вскоре мне принесли тарелки, доверху наполненные копченым лососем, курицей и сливочным маслом, – словно это были ключи от города. Рядом с моей тарелкой Йеппе положил серый шерстяной сверток.