Виктор Кандыба - Эстрадный гипноз. Чудеса на сцене

— Прошу прощения?..

Кивком головы импозантный мужчина указал на ряд номеров, светящихся над дверью.

— Я говорю об этих цифрах. Посмотрите на них! Обратите внимание на регулярность движения, — продолжал своим звучным голосом странный попутчик. — Как приятно видеть хорошо налаженный механизм, действующий безотказно, регулярно смотреть на номера, знать, что за каждым номером последует другой. Смотрите на номера. Произносите их вслух, если хотите, — это успокаивает после работы. Так хорошо, что есть возможность отдохнуть, возможность смотреть на эти номера, чувствовать, как тело расслабляется, расслабляется, чувствовать, себя в безопасности, смотреть на номера, следить за ними, чувствовать как каждый мускул расслабляется, каждый нерв расслабляется, расслабиться, расслабиться. Теперь больше ничего не существует, кроме цифр и моего голоса.

Импозантный мужчина замолчал и посмотрел на Альберта, прислонившегося к стене лифта и устремившего бессмысленный взгляд на цифры поверх двери. Погас двенадцатый номер. Альберт Кромвель смотрел на номера.

— Вы слышите меня? — спросил импозантный мужчина.

— Да.

— В ближайшие дни в банке, где вы работаете, к вам обратится человек. Вы меня понимаете?

— Да, — ответил Альберт.

— Человек скажет вам: «Ларек с афганскими бананами». Вы меня понимаете?

— Да.

— Что скажет вам человек?

— Ларек с афганскими бананами.

— Очень хорошо, — сказал импозантный мужчина. Зажегся номер семнадцатый. — Вы по-прежнему чувствуете себя совершенно расслабленным, — продолжал он. — Когда человек скажет вам: «Ларек с афганскими бананами», вы сделаете то, что он велит. Вы меня поняли?

— Да, — ответил Альберт Кромвель.

— Что вы сделаете, когда человек скажет «Ларек с афганскими бананами»?

— Я сделаю то, что он мне велит, — ответит Альберт Кромвель.

— Очень хорошо. Это очень хорошо, у вас все будет очень хорошо. Когда человек покинет вас, вы забудете, что он приходил. Понимаете?

— Да.

— Что вы сделаете, когда он вас покинет?

— Я забуду, что он приходил.

— Превосходно, молодец, все хорошо. — Импозантный мужчина протянул руку и нажал на кнопку двадцать пятого этажа. — Когда я вас покину, вы забудете наш разговор. Когда вы доедете до вашего этажа, вы будете чувствовать себя расслабленным, вам будет очень, очень хорошо. Вы не буде те вспоминать наш разговор до того времени, пока человек не скажет вам: «Ларе к афганскими бананами». Тогда вы сделаете то, что велит этот человек, а когда он уйдет, вы забудете наш разговор, забудете человека, который к вам приходил. Вы сделаете это?

— Да, — ответил Альберт Кромвель.

Над дверями лифта зажегся номер «25». Лифт остановился. Двери раздвинулись.

— Молодец, очень хорошо, — сказал импозантный мужчина, выходя из кабины. — Очень хорошо.

Дверь закрылась, и лифт поднялся до двадцать седьмого. Альберт встряхнулся и вышел из кабины. Улыбаясь, он направился по коридору упругой походкой. Он чувствовал себя отдохнувшим и бодрым, короче говоря, он чувствовал себя превосходно…».

Дальше в повести все произошло именно так, как приказал гипнотизер. Злоумышленники открыли сейф и украли изумруд.

Еще об одном интересном случае применения криминального гипноза рассказала пациентка профессора Свядоща:

«Мне 47 лет. Я не суеверна. 30.09.75 г., находясь в командировке в Москве, я вошла в парк, села на уединенную скамейку и занялась чтением своей рукописи. Ко мне подошла цыганка, на ее голос я подняла голову; поодаль стояло еще несколько цыганок.

Цыганка начала говорить, а я — послушно выполнять ее указания. «Я не цыганка, а сербиянка — повторила она два раза, — я родилась с рыбьим зубом (повторила два раза). Достань монету, заверни ее в бумажные деньги. Повторяй за мной: «Деньги, мои деньги». Зажми деньги в руке». Далее следует провал в памяти. Денег она у меня не отнимала, но показала мне свою руку, в которой денег не оказалось; в моей, разумеется, их тоже не стало. Тогда я встала, а она мне сказала: «Денег не жалей, они вернутся». Я отлично понимала, что этого не будет; другая цыганка стала просить у меня денег, я сказала: «У меня только мелкие монеты, я не могу их дать, а то мне не доехать до дома». Третья попросила у меня конфету «для ребенка», и я дала ей (у меня в сумке был виден кулек с конфетами). Я направилась к более людному месту, и одна из цыганок пошла за мной. Она мне сказала: «Сними кольцо, чтобы ты хорошо жила». В ответ я сказала что-то вроде: «Я не верю». — «Сними кольцо! повторила она, — а то не доедешь до дому, ты вся почернеешь!» Тут мы вышли на солнечное и людное место, и я прогнала ее. Видимо, на моем лице был страх, потому что она говорила: «Ты меня не бойся!»

Все время я была в полном сознании, видела окружающие предметы, деревья, людей, глаза первой цыганки, ее ладонь… янтарные серьги в ушах второй цыганки (ее бы я узнала)…».

За этим рассказом следует характеристика, которую дал этой женщине А. Свадощ:»… по характеру общительная, властная, умеет быть сдержанной. При экспериментально-психологических пробах повешенной внушаемости не обнаруживает. Не гипнабельна». Таким образом, подтверждается, что даже люди с устойчивой психикой, не поддающиеся классическому гипнозу, могут быть введены в транс при применении нетрадиционных методик внушения.

Еще в 60-е годы большинству исследователей (В. Кандыба, Судзуки, Эриксон и др.) стало ясно, что лечение простым нахождением пациента в трансе недостаточно, и нужны еще конкретные терапевтические меры, чтобы произвести более эффективные изменения в психике, физиологии и поведении пациента, которые бы реально способствовали его выздоровлению.

Новый подход обязывал гипнотерапевта выявлять результирующие внешние индивидуальные психофизиологические и поведенческие реакции пациента прямо во время сеанса, а затем идентифицировать их с функциональными проявлениями левого полушария и правого полушария мозга или по моей терминологии, с подсознанием и бессознательным. Только два специалиста в эти годы частично разделяли мои новые взгляды на гипнотерапию — Судзуки (Япония) и Эриксон (США). Судзуки считал, что внешние проявления болезни или проблемы пациента детерминированы, в основном, левым полушарием и поэтому лечение должно выполняться сочетанием медитационной практики и трудотерапии, а Эриксон, находясь под влиянием фрейдовского психоанализа, от которого до самой смерти так и не смог освободиться, все проблемы сводил к бессознательной деятельности и лечение предлагал через расширение вариантов его функционирования, или, в случае необходимости, коррекции или полного изменения бессознательного патологического паттерна. Эриксон совершенно не знал русскую физиологическую школу и всю богатейшую восточную психопрактику. Это можно объяснить лишь узкопсихоаналитическим подходом американских психиатров к возможностям трансовой терапии. Американских клиницистов обучали избегать планирования и инициирования того, что происходит в процессе гипнотерапии. Как писал ведущий гипнолог США Хейли, они «должны были ждать, чтобы пациент сказал или сделал что-либо, и только тогда психотерапевт мог действовать». Под влиянием психоанализа, роджеровской психотерапии и психодинамической терапии сформировалась идея о том, что человек, который ищет помощи и не знает, что делать, должен сам определять то, что произойдет на психотерапевтическом сеансе. Терапевт должен был сидеть пассивно и интерпретировать то, что пациент говорит и делает. Вмешиваться в жизнь человека считалось некорректным, в связи с американскими гипертрофированными представлениями о правах человека. Американская психотерапия исключила из употребления все эффективные терапевтические стратегии, созданные в разные эпохи в других странах. Тем не менее, лучшие американские исследователи Хилгард, Хейли, Уотс, Лилли, Эриксон, Гроф и др. пришли к идеям европейской и русской психотерапии, в которых врач стратегическую инициативу берет все-таки на себя. Врач в русской психотерапии должен сам идентифицировать решаемые проблемы, наметить цели, определить необходимые вмешательства для достижения данных целей, проанализировать свой подход и, в конце концов, посмотреть на результат психотерапии, чтобы определить, была ли она эффективной.