Мэтт Хейг - Планета нервных. Как жить в мире процветающей паники

7. Люди могут думать о вас плохо; никогда не позволяйте, чтобы их мнение о вас стало вашим собственным мнением о себе.

8. Если вы недовольны собой, держитесь подальше от в Instagram.

9. Запомните, никого, кроме вас, не заботит то, как выглядит ваше лицо.

10. Каждый день делайте что-то, что не связано с работой, делами или Интернетом. Потанцуйте. Погоняйте мяч. Приготовьте бурритос. Включите музыку. Поиграйте в Pac-Man. Погладьте собаку. Поучитесь играть на музыкальном инструменте. Позвоните другу. Полежите в позе эмбриона. Выйдите на улицу. Прогуляйтесь. Почувствуйте ветер на своем лице. Или прилягте на пол, закиньте ноги вверх на стену и просто дышите.

Предостережение

Хотеть чего-то — славы, моложавости, десять тысяч лайков, упругих мышц пресса, пончиков — это нормально; но помните, что желание сигнализирует о нехватке чего-то. Именно это означает слово «хотеть». Поэтому стоит быть осторожным с желаниями и следить за тем, чтобы они не изрешетили нас, иначе счастье по капле вытечет из нас, как из дырявого ведра. Момент желания — он же момент неудовлетворенности. Чем больше мы хотим, тем больше себя опустошаем.

Будь вы довольны собой, стали бы вы хоть на что-то тратить деньги?

Счастье не подходит для экономики.

Нас постоянно призывают быть немного недовольными собой. Мы слишком толстые, слишком худые, мы не в тонусе. Наша кожа должна быть загорелой и мерцающей или иметь правильный светлый тон. Печальный факт, но многомиллиардная индустрия средств по отбеливанию кожи растет из года в год.

Это очень удручающий пример, но он хорошо иллюстрирует то, как большинство мировых компаний эксплуатируют идею «я недоволен собой». Более того, иногда кажется, будто бы основная цель маркетинга — сделать так, чтобы мы и правда были недовольны собой.

Послушайте, хотя бы, Роберта Розенталя, автора книги «Оптимаркетинг: Как оптимизировать маркетинг, чтобы разогнать ваш бизнес». В 2014 году в журнале Fast Company он написал следующее: «Если участники рынка хотят преуспеть, им следует думать не о свойствах продукта, а о его преимуществах ». Звучит довольно безобидно, правда?

Однако он упоминает, что в преимуществах есть «психологическая составляющая». «Зачастую компании и организации на законных основаниях используют страх, неуверенность и сомнения — иначе СНС [28], — чтобы заставить людей остановиться, подумать и изменить поведение. СНС действует настолько мощно, что способен уничтожить конкуренцию».

Для гуру маркетинга успех кампании — это всё. Цель оправдывает средства. И думать об отдаленных последствиях, вроде повышения тревожности у людей, они не станут.

Даже если рекламные кампании не пытаются вызывать страх в открытую (даже если в рекламных кампаниях страх завуалирован), это все равно может плохо влиять на нашу психику. Если в рекламе нам продают брюки, а вместе с ними — идею «крутости», наше подсознание получает отчетливый сигнал приобрести и удержать эту «крутость». Очень часто после того, как мы покупаем желанную вещь и тратим на нее много денег, мы чувствуем тоску. Стремление получить что-то редко приводит к удовлетворению, когда мы это получаем. Поэтому мы продолжаем желать. И круг замыкается. Нас побуждают хотеть то, что потом заставит нас хотеть еще большего.

Словом, нас поощряют быть зависимыми.

Всегда мало

Нам всегда всего мало.

Я всю жизнь зависел от чего-то. Это что-то менялось, но зависимость оставалась.

Раньше я зависел от выпивки. Я мог пить, выпивать, прикладываться.

Когда я работал в офисном здании — продавал рекламное время в унылом Кройдоне, — я просто мечтал сбежать. Я выпивал три пинты каждый вечер, затем шлифовал их водкой с колой; хотел таким образом смягчить накал страстей, который только усиливался на следующее утро.

Несколько лет спустя я сломался и вдруг обнаружил, что я с легкостью бросил пить, курить, да и все остальное. Я отказался от любых стимуляторов. Даже от кофе, чая и кока-колы. Я постоянно был охвачен паникой и болью, я сделал бы все, лишь бы мой ум отвлекся от самого себя, но к тому времени я уже знал, что алкоголь не помогает. Я решил, что наркотики тоже не помогут. Хотя они, очевидно, работают для многих, я был уверен, что я из тех «счастливчиков», для которых они не сработают. Я также знал, что склонность к зависимости наблюдалась у меня еще раньше. Мне стоило труда осознать, что эта склонность есть у меня до сих пор; только теперь я начал искать «положительные» зависимости. К примеру, бег (его мне посоветовал отец), йога, медитация, работа, успех.

Шло время, и когда я начал чувствовать себя несколько лучше, то снова вернулся к выпивке. Я пил не каждый день, как раньше, и даже не каждую неделю, но если уж пил, то пускался во все тяжкие. Вот только на этот раз я отслеживал, как алкоголь влияет на мой разум. Я увидел замкнутый круг: мне было плохо (не так, как при панических атаках, а так, как при умеренной депрессии), я пил, и мне становилось лучше; затем наступало похмелье, и меня накрывало чувство вины; вина меня затягивала, отчего страдала моя самооценка, что, в свою очередь, создавало потребность в переключении внимания; я снова выпивал — восемь пинт и коктейль с джином. Однако этот способ переключения стал опасным. Сложно быть хорошим мужем, отцом или писателем, когда страдаешь сильным похмельем; ирония заключается в том, что чувства собственной неполноценности и отвращения к самому себе делают будущее похмелье более вероятными. Я понял: как бы сильно мне ни хотелось выпить, вина, которая накроет меня позже, будет сильнее. И это несказанно тяжело. И я искренне сочувствую тем, кто топит свое беспросветное отчаяние в море пьянства, да еще и получает осуждение от людей, которые никогда в жизни не сталкивались с этим болезненным желанием сбежать от самих себя.

Когда люди говорят, что отношение к психическим расстройствам меняется в лучшую сторону, они отчасти правы, но речь идет о депрессии и панических атаках. Однако они не упоминают алкоголизм, селфхарм, психозы, пограничное расстройство личности, пищевые расстройства, компульсивное поведение или наркотическую зависимость. Все перечисленное может стать проверкой широты наших взглядов. В этом кроется сложность темы психических расстройств. Легко не осуждать людей за то, что они больны ; гораздо сложнее не судить их за поведение , спровоцированное болезнью. Люди не видят здесь причинно-следственной связи.

Я помню, как ходил на концерты уникального, редкого дарования, каковым была Эми Уайнхаус. Помню, что на глаза наворачивались слезы, когда зрители — и сами в большинстве своем нетрезвые — смеялись и глумились над тем, как у нее заплетался язык в комментариях между песнями и как она, во хмелю, отчаянно пыталась взять себя в руки. А я — сконфуженный и нелепый — пытался телепатировать ей: «Не обращай внимания. Ты справишься. Они просто не понимают» .