Андрей Курпатов - Мышление. Системное исследование

Подобную социально-пространственную организацию формирует в своем внутреннем психическом пространстве и ребенок: так, например, на его социальной «карте» есть «его комната», но есть и «родительская спальня», «детский сад», «школа», «квартира бабушки», «дача», «поликлиника», «магазин игрушек», «дом, в котором живет друг». Причем каждое из таких мест определяется не какими-то формальными характеристиками, описывающими собственно это место (конкретное помещение, здание и т. д.), а теми «другими людьми», которые у данного ребенка с этим местом ассоциируются (то есть с теми людьми, которые это место для него собой представляют).

Эти места, если так можно выразиться, хранят для него этих «других людей», и сами эти «другие люди» внутри этих мест как-то пространственно распределены: «бабушкина кровать», «дедушкин верстак», «папин стол». И если он стремится быть в отношениях с этими «другими людьми», то соответствующие места эмоционально окрашены для него позитивно, а если там «располагаются» «другие люди», которые воспринимаются ребенком негативно, то он старается этих «мест» избегать.

Однако же постепенно, по мере взросления ребенка и по мере интроецирования им этой социальной структуры, соответствующие «расстояния» его социального поля (этого его внутреннего психического ландшафта) начинают определяться уже не фактическими расстояниями, а некой специфической (психологической, можно сказать) «близью» или «далью». Чем более эмоционально насыщенными оказываются для него те или иные отношения, чем сильнее они его занимают, тем эти «другие люди» (соответствующие интеллектуальные объекты внутреннего психического пространства ребенка) обретают в нем большую массу, вес и, как ни странно, «близь».

Эти «массы» как бы скатываются к некоему условному центру внутреннего психического пространства, притягиваются им, образуя таким образом универсальную в своем роде, но абсолютно индивидуальную в каждом конкретном случае антропоцентрическую вселенную внутреннего психического пространства ребенка. Причем и сами эти «другие люди» (как интеллектуальные объекты внутреннего психического пространства ребенка) образуют вокруг себя (но в том же пространстве) частные агрегации объектов — некие социальные подсистемы (и вокруг них, этих их «масс», кружат связанные с ними «другие люди», также являющиеся интеллектуальными объектами внутреннего психического пространства данного ребенка).

Все выглядит так, будто бы мы имеем дело с неким внутрипсихическим пространственно-временным континуумом, метрика которого определяется «массами» интеллектуальных объектов, которые его же и наполняют, формируют. Эти интеллектуальные объекты в зависимости от того, насколько велика их «удельная масса», их «вес» во внутреннем психическом пространстве данного ребенка, как бы проминают его — это пространство — под себя, создавая тем самым его специфическую кривизну.

То есть некоторые, наиболее «массивные» специальные интеллектуальные объекты внутреннего психического пространства ребенка («значимые другие» по Г. С. Салливану) ведут здесь как бы свою игру, вынуждая какие-то другие интеллектуальные объекты внутреннего психического пространства-времени ребенка менять траекторию. То есть метрика внутреннего психического пространства ребенка оказывается чем-то вроде его внутрипсихической геометрии — геометрией его представлений, которые на ранних этапах (по крайней мере, в допубертатном периоде) связаны исключительно со значением тех или иных «других людей» в его жизни, а также с его отношением к этим «другим людям».

Иными словами, если для животного (например, человекообразной обезьяны) его социальные отношения — это реальные ситуации, реальные отношения и фактическое территориальное расположение «других», то во внутреннем психическом пространстве ребенка эта пространственная структура виртуализируется. Теперь это не то пространство, которое он наблюдает (или может наблюдать, если повертит головой) здесь и сейчас, а пространство переживаний (состояний, представлений), составляющих специфическую метрику его внутреннего психического пространства.

Впрочем, внутреннее психическое пространство ребенка лишь постепенно обретает свою структуру. Поначалу он может спокойно перемещаться по нему в любую область, перенося туда вместе с собой и центр этой метрической территории. Этим, например, обусловлена удивительная «решительность» ребенка, когда он вдруг заявляет, что у него появился «друг навсегда», а через десять минут категорически отрицает, что вообще когда-либо согласится иметь с ним дело. Если какая-то игра или мультфильм становятся вдруг популярными в его классе, то он полностью отдается миру этой игры или этого мультфильма и будет вас уверять, что ничего и никогда в его жизни более важного не было, нет и не будет. То есть его внутреннее пространство пока в каком-то смысле вневременное, ему как бы недостает этого еще одного — временного — измерения.

Время, вообще говоря, чрезвычайно сложная психическая категория, этот конструкт нарождается в нас долго и сложно [75] Более обстоятельно это тема рассмотрена в книге: Курпатов А. В. Складка времени. Сущ ность и критерии. СПб., 2016. .

Даже после того, как мы, например, осваиваемся с часами (а и это дело не быстрое), мы все еще не чувствуем и не понимаем время как таковое. А вот социальное пространство, организующее, по существу, весь наш «внутренний ландшафт» (все эти «близи» и «дали» субъективной значимости), мы, напротив, выстраиваем достаточно рано.

Для нас вполне естественно располагать объекты внешнего мира в пространственных отношениях друг к другу (и это, кстати сказать, тоже психический процесс) — у нас есть соответствующий навык. Так что, организуя свой внутренний «социальный ландшафт», мы действуем по наработанной схеме, по «образу и подобию». Только теперь элементами, маркирующими это поле, становятся не просто какие-то условно-осязаемые предметы материального мира, но специальные интеллектуальные объекты — «другие люди», существующие и физически, и еще как-то в коммуникации с нами через мир интеллектуальной функции.

Поскольку же вся система нашего внутреннего психического пространства постепенно перенастраивается через этот самый мир интеллектуальной функции, именно эти специальные интеллектуальные объекты («другие люди»), а также их отношения друг с другом (которые тоже, в свою очередь, являются интеллектуальными объектами нашего внутреннего психического пространства), и определяют то, как мы организуем и будем впоследствии организовывать «геометрию» наших представлений о реальности [76] В этом смысле и «письмо на деревню дедушке» — очень неплохая метафора, и история «колобка» отнюдь не случайна. «Колобок» перемещается из пункта А в пункт Б, соответствующие пункты, будучи некими местами (территориями), определяются не географически, не абстрактно, а конкретными персонажами — зайцем, волком, медведем, лисой. Впрочем, все это касается и других сказок — «за тридевять земель», «в тридевятом царстве», «на острове Буяне» и т. д. живет кто-то — «царевна», «Баба-яга», «Кощей Бессмертный», а дорогу туда указывает или «Серый Волк», или почти одушевленный «клубок», или «волны», которые гонят бочку. .