Кристина Гросс-Ло - Путь. Чему нужно научиться у древних китайских философов [litres]

Один из них – Конфуций. Он полагает, что отправной точкой для философии следует считать те действия, которые мы повторяем чаще всего. Мы должны спросить себя, почему предпринимаем эти действия. Они не что иное, как обычаи, принятые в обществе условности. Однако если не все, то некоторые из них можно понимать как ритуал – этому понятию Конфуций дает новое, неожиданное толкование.

Привычка – вторая натура. Мы обрастаем привычками – уступаем дорогу прохожим, повязываем галстук перед собеседованием – и перестаем отдавать себе отчет в подобных мелочах.

Впрочем, даже неосознанные, они могут приносить пользу. Если у нас неважное настроение, то простое «привет», мимоходом брошенное знакомому, способно разорвать цепь негативных эмоций. Когда мы здороваемся с человеком, с которым не ладим, мы поворачиваемся к нему другой, более цивилизованной стороной и ненадолго вырываемся из порочного круга конфликта. В эти короткие мгновения наши отношения с окружающими становятся другими.

Однако зачастую соблюдение условностей становится механическим, и тогда они теряют способность перерастать в ритуал и менять нашу сущность. Бездумно повторяемые действия не помогают нам стать лучше.

Тот, кто хочет измениться, должен понимать, что новые грани открываются, когда мы делаем что-то по-новому. Трансформирующая сила ритуала – в конфуцианском понимании – заключается в том, что он позволяет нам на время преобразиться. Он порождает недолговечную альтернативную реальность, которую мы покидаем уже немного другими. Несколько коротких мгновений мы живем в мире «как будто».

В Древнем Китае считали, что человек – это сумма противоречивых составляющих: разнонаправленных эмоций, бурных энергий и хаотичных сущностей, каждую из которых следует совершенствовать в течение жизни. Но в момент смерти самая опасная энергия человека – гнев и обида оттого, что он уходит, а его близкие остаются, – вырывается на свободу, чтобы потом преследовать живых. Таким образом, в представлении китайцев мир был населен духами покойников, завистливо взирающими на живых. Тем, кто оставался на земле, смерть близкого тоже не приносила ничего хорошего – повергала в глубокое уныние, вызывала растерянность и безотчетный гнев.

Чтобы противостоять этой неуправляемой отрицательной энергии, люди придумали ритуалы, в основе которых лежал культ предков. Смысл их состоял в том, чтобы превратить опасные привидения в благосклонных прародителей. Члены семьи собирались в храме, помещали в бронзовую ритуальную посуду мясо (как правило, свинину) и готовили его на открытом огне. Они призывали духов угощаться дымом, поднимавшимся от жирного мяса, надеясь умилостивить их, вернуть в семью и склонить к роли благожелательных покровителей, витающих над потомками.

Со временем эффект ритуала ослабевал, предки снова превращались в злых духов, и жертвоприношение нужно было повторять.

В «Лунь юе» Конфуция спрашивают о поклонении предкам. Он отвечает, что без этого ритуала никак нельзя обойтись, но участие в нем духов не имеет значения. «Мы приносим жертвы духам, – говорит он, – как будто они перед нами». Важно, чтобы мы сами серьезно относились к ритуалу: «Если я не участвую в жертвоприношении, то я как будто не приношу жертв» [2] Перевод В. Кривцова. .

Но если мы не уверены в существовании духов, зачем приносить им жертвы?

Отношения с мертвыми могут складываться не менее трудно, чем с живыми. Если отец был суровым, черствым и вспыльчивым, то сыну, который при жизни отвечал ему враждебностью и непослушанием, становится еще больнее после его кончины, ведь смерть ставит точку в их истории, лишая всякой надежды на примирение. Правильно исполненный ритуал переносит нас из мира сложных человеческих отношений в другое – ритуальное – пространство, где отношения можно представить идеальными. В этом пространстве неприкаянные духи видятся добрыми покровителями, поэтому живые стараются быть достойными предков. Оставив гнев, зависть и обиду, они устанавливают с мертвыми гораздо лучшие отношения.

Для Конфуция ритуал важен тем, как он влияет на совершающих его людей. Спрашивать, меняет ли он что-то для покойных, означает упускать суть. Родственники приносят жертвы, потому что воображаемое общение с предками меняет их самих.

Ритуал помогал живым разобраться и с чувствами, которые они испытывали друг к другу. Смерть всегда перекраивает отношения тех, кто остается жить. Забытое соперничество двух сестер вспыхивает с новой силой; непутевый сын, к вящему недовольству семейства, становится его номинальным главой. Однако в рамках ритуала все они играют новые семейные роли так, будто никаких разногласий нет.

Эффект ритуала был тем сильнее, чем разительнее игра отличалась от реальности. Возьмем, к примеру, один из вариантов обряда, при котором поколения менялись местами. Внук изображал усопшего деда, а собственную роль передавал отцу. Каждому из потомков приходилось поставить себя на место того члена семьи, с которым у него в реальности возникало больше всего трений.

Это типичный мир «как будто»: участники никак не могут спутать ритуальные роли с реальными. И смысл вовсе не в том, чтобы отец научился быть сыном своего сына. Этот обряд помогает живым налаживать отношения с мертвыми и друг с другом.

Безусловно, любой обряд рано или поздно заканчивается. Родственники выходят за порог ритуального пространства и тут же с головой окунаются в сложную реальность. В отношениях снова наступает разлад: сестры вздорят, двоюродные братья ссорятся, отец и сын по-прежнему не находят общего языка.

Поэтому семьи возвращались к ритуалу снова и снова. Достигнутое согласие могло нарушаться, как только они покидали храм, но, благодаря многократному повторению ритуала и воссозданию более здоровых отношений, взаимопонимание между родственниками начинало проявляться и в повседневной жизни.

Ритуал не указывает, как вести себя в реальности. Его идеально упорядоченное пространство никогда не заменит несовершенного мира настоящих отношений. Ритуал работает, потому что роль каждого из участников отличается от той, которую он обычно исполняет. Этот «отрыв» от реальности является ключевым условием, позволяющим участникам начать работать над отношениями. Когда отец примеряет роль сына, это помогает ему понять своего ребенка и стать лучше.

В двадцать первом веке умиротворение духов и жертвоприношения могут показаться чем-то дремучим, однако своей ценности эти ритуалы не утратили. В нашем доме тоже есть привидения: родственник, который вечно раздражает; затаенная злоба, от которой никак не избавиться; прошлое, которое невозможно забыть.