Мария-Луиза Франц - Психотерапия

Самореализация — это слово, в основе использования которого сейчас различными психологическими школами в широком смысле лежит юнговская концепция индивидуации. При более пристальном внимании, однако, мы увидим, что они используют его в отличном от Юнга смысле, а именно в смысле обнаружения определённой эго-идентичности. Такая идентичность, как мы знаем, возникает из того, что эго становится более целостным и стабильным. Затем эго узнаёт что-то новое о себе. Юнг же, напротив, подразумевал нечто совершенно иное, а именно сознательное обнаружение и вступление в отношения с другим психическим содержанием, которое под влиянием Упанишад он назвал Самостью. В этом случае также развивается более целостная и стабильная эго-идентичность, но скорее другого сорта. Она менее эгоцентрична и обладает большей человеческой добротой. В данном случае эго не столько реализует себя, сколько помогает реализоваться Самости.

На ранней стадии это звучит немного абстрактно. Поэтому дальше я попытаюсь прояснить этот процесс, дав интерпретацию сновидению, которое проливает свет на принципиальные аспекты нашей темы. Я выбрала именно сон, так как сон является выражением непредубеждённой, бессознательной природы человеческих существ; таким образом он представляет не теорию, а реакцию части психики на вопрос самореализации.

Концепции эго, Самости и бессознательного известны большому количеству людей теоретически, и многие используют их без знания о том, что они означают с практической точки зрения. Это справедливо и в отношении сновидца, которому приснился наш сон. Это был 44-х летний мужчина, принадлежавший к англоязычной культуре и только что сдавший свой первый экзамен в Институте К. Г. Юнга в Цюрихе. Теоретически он был хорошо знаком с упомянутыми выше концепциями. Однако сейчас для него настало время, конечно, под руководством супервизора, начать лечение своих первых пациентов. Что вполне понятно, он не считал себя готовым для этой задачи и был испуган. Его самым большим страхом было то, что он может быть не способен понять сны своих анализандов. (Как хорошо известно, юнгианский анализ в значительной степени базируется на интерпретации сновидений пациентов). Всё казалось ему сомнительным, и он начал раздумывать над тем, что вообще такое «правильная» или «неправильная» интерпретация сновидения, и даже более того, что на самом деле происходит в процессе анализа. Однажды ночью он отправился спать после продолжительной дискуссии на эту тему со своим другом и увидел следующий сон:

Я сижу на открытой прямоугольной площади в старом городе. Прямо рядом со мной со скрещенными ногами сидит молодой человек, одетый только в пару брюк. У него могучий, полный жизни и силы торс. Солнце просвечивает через его светлые волосы. Он пересказывает мне свои сны и хочет, чтобы я их ему интерпретировал. Его сны подобны ткани, которую он разворачивает передо мной по мере того, как он их мне рассказывает. Каждый раз, когда он пересказывает сон, с неба падает камень, который разбивает сон вдребезги. Фрагменты сна разлетаются в разные стороны. Когда я беру их в руку, мне становится ясно, что они сделаны из хлеба. По мере того как кусочки снов разлетаются, открывается их внутренняя структура, которая напоминает абстрактную современную скульптуру. При пересказе каждого следующего сна на него падает ещё один камень, и таким образом проявляется всё больше и больше базовой структуры, состоящей из гаек и болтов. Я говорю юноше, что это показывает, как выявить значение сна — вплоть до основных элементов. Затем выясняется, что интерпретация сна — это искусство знать, что нужно отбросить, а что сохранить, точно так же, как и вообще в жизни.

Затем пространство сна меняется. Юноша и я теперь сидим лицом друг к другу на берегу восхитительно прекрасной широкой реки. Он всё ещё рассказывает мне свои сны, но структура, которая строится на основе снов, принимает другую форму. Они более не образуют пирамиду из гаек и болтов, но пирамиду, сделанную из тысяч маленьких квадратов и треугольников. Она подобна произведению кубистов, например, Брака, но при этом она трёхмерная и живая. Цвета и оттенки маленьких квадратов и треугольников постоянно меняются. Я объясняю, что для человека важно сохранять баланс всей композиции, немедленно противопоставляя изменению цвета соответствующее компенсаторное изменение на другой стороне. Задача по балансировке цветов невероятно сложная, потому что весь объект является трёхмерным и находится в постоянном движении. Затем я смотрю на вершину пирамиды из сна. И там ничто. В действительности это единственная точка, в которой вся структура удерживается вместе, но там пустое пространство. Когда я смотрю на неё, это пространство начинает излучать белый свет.

Пространство сна меняется ещё раз. Пирамида там остаётся, но теперь она сделана из затвердевших фекальных масс. Вершина всё ещё светится. Я внезапно осознаю, что эта невидимая вершина словно бы сделалась видимой при помощи твёрдого дерьма, и напротив, дерьмо также стало видимым благодаря вершине. Я вглядываюсь в дерьмо и понимаю, что я смотрю на руку Божью. В момент прозрения я понимаю, почему вершина невидима: это лицо Бога.

Сон снова меняется. Д-р фон Франц и я прогуливаемся вдоль реки. Она со смехом говорит: «Мне 61 год, а не 16, но оба числа при сложении цифр дают 7.»

Внезапно я просыпаюсь с чувством, что кто-то громко стучится в дверь. К моему удивлению, в квартире абсолютно пусто и тихо.

На языке первобытных людей это «большой сон» или, на языке Юнга, архетипический сон, который имеет сверхличностное, универсальное человеческое значение. Теперь нам надо попытаться более точно понять его. Он состоит из четырёх частей. Локация первого набора событий — прямоугольная площадь в старом городе, что указывает на традицию и человеческую культуру в противовес реке в следующей части сна. Предположительно это связано с тем фактом, что сновидец мучил себя вопросом «Что мы делаем, что я на самом деле буду делать в анализе?» Ответ заключается в том, что пересказ и интерпретация снов является древней культурной традицией, которая раньше происходила в публичном месте. И уже пришёл первый пациент, который хотел, чтобы его сны были интерпретированы. Он, однако, примечательно здоров и полон жизненной силы, а не болен. Его светлые, подсвеченные солнцем волосы, возможно, даже указывают на то, что он в некотором роде солярный герой. Эта полнота здоровьем указывает, что сон, даже у больных пациентов, возникает из здорового уровня психики, но также она указывает на нечто большее: солярный герой в мифологии является носителем нового света, нового сознания. Он уже является аспектом того, что Юнг называл Самостью, всё ещё неизвестного аспекта самого сновидца, который принесёт ему просвещение.