Мария-Луиза Франц - Вечный юноша. Puer Aeternus

В конце своего первого письма он весьма вызывающим тоном сообщал, что вскоре после отъезда ему приснился сон. Он ничего не смог в нем понять и спрашивал, как бы я его объяснила. Сон был следующий:

«Я вижу себя на вершине горы: я прогуливаюсь с девушкой по отвесному хребту. Девушка мне не знакома. Вдруг снизу появляются двое мужчин, они на меня нападают. Между нами происходит яростная борьба, нападающие сталкивают меня вниз, в ущелье. Я чувствую, что мне пришел конец, но внизу растет одинокая ель, на ветви которой я падаю, не долетев до дна ущелья».

В этом сновидении сконцентрированы все его проблемы. Он находится слишком высоко — такова его жизненная установка. От каждого события своей жизни он стремился получить самый лакомый кусок — «снять сливки». Будучи донжуаном, он начинал отношения со многими девушками, но через две-три недели, как правило, расставался с одной и уходил к другой. Как только отношения перерастали в более личные, близкие или обязывающие к чему-либо, он тут же избавлялся от них. Он не знал или не хотел знать, что такое поведение неприемлемо, наивно полагая, что всякий мужчина живет и поступает подобным образом. В какой-то мере он вел себя как невежественный простак в отношениях между людьми. Он не имел ни малейшего представления о том, что заурядность, в которой обычные люди живут, сталкиваясь с проблемами и решая их, сближает их, укореняет, делает сильнее.

Например, этот молодой человек никогда не испытывал проблем с деньгами. Он получал какие-то средства от матери и как-то на них жил, причем, надо сказать, жил весьма скромно, экономя деньги на всем, ночуя в палатке и т. п., однако ему никогда не приходило в голову самому заработать себе на жизнь, а ведь ему уже был тридцать один год. Когда я намекнула на то, что сексуальные отношения с женщиной могут в то же время быть и человеческими отношениями, т. е. с присутствием неких человеческих чувств и обязательств, он посмотрел на меня с изумлением, поскольку такая мысль явно никогда не приходила ему в голову. Ему она не понравилась, но, по крайней мере, в этом отношении он был совершенно невинным. Символическим воплощением такой отчужденности и была горная вершина, [приснившаяся ему]. Но если идти по горной вершине, то, в какую сторону вы бы не направились, рано или поздно придется спускаться вниз — подняться выше невозможно. Поэтому сон служит очень хорошей картиной его психологической ситуации, ведь он может или застрять наверху или как-то спуститься с вершины, на которой находится. Именно об этом я и написала. Однако очень опасно анализировать сны в процессе переписки с человеком, которого вы не знаете, и я старалась придерживаться общих фраз, например: «Вы поднялись слишком высоко. Находиться на такой высоте всегда означает, что каким-то образом вам придется спускаться вниз», оставляя за ним выбор практического осуществления цели, так как не имела никакого представления о существовавших у него возможностях.

Причиной его ночных страхов были галлюцинации, возникавшие, когда он оставался в темноте один, во время которых он видел грубого, сильного мужчину, стоявшего рядом с его постелью. По его словам, мужчина был похож на боксера, который стоял около него и смотрел, не спуская глаз. Это приводило молодого человека в ужас. Очевидно, фигура мужчины воплощала отщепленную часть его маскулинности. Молодой человек не казался слишком женственным, но был тревожен, беспокоен и не занимался никаким видом спорта. Было ясно, что огромный мужчина-боксер воплощал часть инстинктивной маскулинности, отсутствовавшей у молодого человека. Такой тип Тени достаточно часто встречается у пуэра, поскольку из-за наличия материнского комплекса мужчина оказывается отрезанным от физического проявления собственной маскулинности.

В случае с молодым человеком прогноз излечения был весьма утешителен, поскольку сам по себе образ грубого боксера не представлял особой опасности, как другие образы Тени, например, грабителя или бандита.

Анимус матери стремится отделить от личности сына природные проявления спонтанности (physical spontaneity). Маскулинная спонтанность и самопроизвольность — вот что мать желает сдержать, разрушить, а сын, естественно, сопротивляется этому. Приведу один очень показательный пример. Четырехлетнему сыну моей соседки родители подарили на Рождество лейку. Поскольку зимой лейку сложно использовать по назначению, мальчику строго сказали, что в комнате лейкой играть нельзя. Возможно, мальчику и не пришло бы в голову испытать подарок в гостиной, но как только мать вышла, он, разумеется, взял лейку и стал поливать ковер. Увидев это, мать в гневе влетела в комнату, стала кричать и шуметь — в общем, устроив скандал на пустом месте, отшлепала сына. Услышав ссору, я решила вмешаться. Мальчик рыдал во весь голос. Когда я спросила мать, что случилось, и она рассказала мне о проступке сына, я не могла удержаться от смеха. Я сказала, что она сама подала ему идею поливать ковер, и, конечно же, мальчик не стал ждать до весны. Та ответила: «Возможно и так, но такое поведение необходимо пресекать в самом начале, иначе в шестнадцать лет он станет целоваться с девчонками!» Это был ее буквальный ответ. Мальчик проявил лишь немного спонтанности, независимости и непослушания, т. е. желания испытать от жизни радость и стремления сделать что-то самому, как мать тут же осознала, что в нем проявляется маленький мужчина, которого нужно немедленно подавить. Безусловно, символический образ лейки тоже имеет в данном случае особое значение — надо сказать, образ вполне очевидный, способный позже, в шестнадцать лет вызвать у мальчика желание «целоваться в темноте с девчонками». Фантазия матери предвосхитила будущие события, мать почувствовала, что появился маленький мужчина, проявляющий спонтанность поведения, — и не вытерпела.

Вы видите, как набрасывается материнский Анимус на проявления мужской самостоятельности: например, на то, что сын ходит в грязных ботинках, плюется или употребляет бранные слова. Мать не выносит, если сын унизительно отзывается о женщинах, словно женщины бог знает что, — он их презирает, потому что они его привлекают. Все это является примитивным, можно даже сказать, обезьяньим проявлением маскулинности. Для мальчика естественно проявление определенной дикости, связанной с отсутствием адаптации, и хотя в какой-то мере такое поведение следует сдерживать, все-таки мальчика необходимо оставить в покое. Женщина, обладающая здоровым материнским инстинктом, в таких случаях просто пожмет плечами и скажет: «Ах, эти мальчишки просто невозможны» или что-нибудь в этом роде. Она оставит сына в покое или постарается не обращать внимания на то, что он вытворяет, хотя всегда немного ворчит, потому что ей неприятны его выходки. Однако моя соседка выявила сущность содержания фантазии сына: в поступке малыша она ощутила зародыш его будущей независимости. Именно поэтому, «пожирая» сына, материнский Анимус разрушает такие проявления его маскулинности, как стремление быть неопрятным, буйным или агрессивным, желание хлопнуть дверью. При этом такие поступки укрепляют у мальчика ощущение жизни.