Сьюзен Форвард - Мужчины, которые ненавидят женщин, и женщины, которые их любят

«Я больше пяти лет не была в родительском доме, поэтому мама пригласила меня к себе. Она даже оплатила мне дорогу. По пути в аэропорт Джерри все время кричал, что я его покидаю, что я знаю, как он плохо переносит одиночество, что в детстве его мать все время бросала его и пугала его, но мне совершенно плевать на его чувства. Я почувствовала такую вину, что в конце концов никуда не поехала».

Как мы видели ранее, Джерри также ревновал Полу за то, что она уделяет внимание детям.

Вследствие отчаянной нужды в эмоциональной поддержке в детстве, став взрослым Джерри был неспособен перетерпеть даже самые минимальные разочарования:

«Он мог завестись от любой мелочи, и виноватой всегда была только я. Однажды он начал заводить машину, но она не заводилась. Он влетел обратно в дом, бросил в меня ключами и закричал: „Идиотка! Это все из-за тебя! Ты должна была лучше следить за машиной!“. Дело в том, что я никогда не сидела за рулем этой машины. Это была его машина».

Ярость Джерри не имела никакого отношения к автомобилю. Она была намного больше связана с гневом, который Джерри испытывал по отношению к матери из-за своего обездоленного детства, полного горьких разочарований.

Холодная, отвергающая мать часто не только не проявляет любви и не уделяет внимания, тем самым вызывая фрустрацию у сына, но и наказывает его за естественную потребность в матери. Это формирует в нем установку, что его потребность в эмоциональной поддержке является неприемлемой и постыдной. Он может начать изо всех сил прятать свою ранимость. Многие мизогины изображают мачо и проявляют агрессию по отношению к женщинам, защищаясь таким образом от неприемлемого чувства ранимости.

Печальная логика всего этого подразумевает, если потребности мизогина неприемлемы, то потребности партнерши тем более, поскольку они слишком четко напоминают ему о его собственных. Поэтому мизогин должен отрицать их. Частично это объясняет, почему многие мизогины настолько бесчувственны к душевным и даже физическим страданиям их спутниц.

Отвергает ли мать или применяет насилие, все равно детство мальчика переполнено жестокостью и болью, что приводит к потребности в эмоциональной поддержке, гневу и чувству унижения. Наличие матери подобного типа является четкой и непосредственной предпосылкой для мизогинии. Если бы жестокое поведение этих матерей могло быть нивелировано сильными отцами, то результат мог бы быть совершенно иным. Но обычно так не бывает. Отец Ната вел себя отчужденно и практически не общался с сыном. Отец Джерри был агрессивным и нестабильным алкоголиком. Джерри и Нат выросли с острым ощущением пустоты. Когда они выросли, то стали постоянно искать хороших, любящих матерей, которых у них никогда не было.

Отрицание или подавление сильных эмоций не ликвидирует их. Напротив, они переносятся на что-нибудь другое или загоняются глубоко в подсознание.

Чарли позже научился находить четкую связь между испытываемым в детстве по отношению к матери гневом и взрывами нападок на женщин во взрослой жизни:

«Моя мама слишком оберегала меня, но иногда это проявлялось совершенно безумным образом. Помню, что она меня заставляла часами сидеть на стуле, не двигаясь. Так она присматривала за мной. Она говорила: „И думать не смей, чтобы сойти со стула“. Если я делал шаг к парадной двери, она начинала кричать: „Я не хочу, чтобы ты уходил с глаз моих“. Поэтому я сидел на стуле, в животе у меня было ощущение ужасной тяжести, как будто он бетонный, а в голове пульсировали удары такой силы, что мне казалось, что я вот-вот упаду».

Чарли перенаправил свои гневные чувства на себя и превратил их в физическую реакцию. Ему проще было испытывать головную боль или боль в животе, лишь бы мама не сердилась. Когда Чарли вырос, подобные физические реакции продолжали происходить каждый раз, когда на него кто-то сердился. В начале терапии Чарли был поражен, обнаружив связь между признаками физической реакции и его поведением:

«Я чувствую всегда одни и те же симптомы. Какое-то напряжение в животе и пульсирующая боль в голове. Точно так же, как в детстве. Для меня это сигнал, что вот-вот появятся мои старые демоны, и я буду говорить ей гадости, кричать на нее, делать что-нибудь, чтобы восстановить контроль на дней и показать, кто в доме хозяин».

Когда Чарли начинает сердиться на очередную партнершу, он набрасывается на нее, как был бы рад наброситься на мать. По сути, он возвращается к старому сражению, только уже с новым противником, который слабее.

Мизогин искренне верит, что его ярость по отношению к партнерше вызвана ее недостатками. Ему проще накинуться на нее в гневе, чем справляться с истинными источниками этой ярости. Он считает, что имеет на это право. Одна часть этого представления о таком праве происходит из детских переживаний, но другая в большой степени проистекает напрямую из нашей культуры.

Законодательство и институты, касающиеся женских прав и мужских прерогатив, меняются, однако многие мужчины все еще считают, что их маскулинность зависит от того, насколько им удается навязывать женщинам свою власть и контроль.

Наша культура укрепляет эту установку, изображая женщин подходящими целями для мужской агрессии. В литературе, кинематографе, на телевидении мужчины используют женщин в образе опоры, соперницы или заложницы. Здесь с пугающей регулярностью женщин насилуют, бьют, убивают. Порнография предполагает, что имманентная соблазнительность женщин оправдывает любые садистские или сексуальные акты, которые мужчине хотелось бы навязать ей.

Эти культурные установки предоставляют мизогину, который вырос на страхе перед женщинами и ненависти к ним, дальнейшее право на жестокое поведение. Культура, которая с библейских времен изображала женщин как грешных, зловредных, опасных, дает мизогину еще больше причин ненавидеть, бояться и оскорблять их. Психоаналитик Карен Хорни пишет: «Мужчины никогда не надоест искать лишнюю возможность проявить насилие, к которому его тянет, когда речь идет о женщинах, и пережить страх, что из-за нее они умрут или превратятся в ничто».

Представление о том, что женщина — это зло, дополняется утопической культурной моделью маскулинности, навязываемой обществом мальчикам. Эта модель требует, чтобы мужчина был сильным, независимым, невозмутимым, владеющим ситуацией и лишенным эмоций. И, конечно же, в нем не должно быть ни страха перед женщинами, ни зависимости от них. Ни один мужчина не может воплотить эту модель, потому что она исключает нормальные человеческие чувства и потребности. И уж тем более она нереальна для мужчин, сформировавших в детстве неудовлетворенную отчаянную нужду в женской любви.