Коллектив авторов - Христианская психология в контексте научного мировоззрения

Хочется верить, что время разбрасывания камней миновало и настала пора их собирать. И тогда едва ли не главная задача — вернуть научной психологии душу и душе — научную психологию.

В. И. Слободчиков

Сегодня многих отечественных психологов волнует вопрос: возможен ли и существует ли путь интеграции научной психологии и православного богословия, и если да, то в чем он может состоять, и если нет, то почему? По сути, это вопрос и о самой возможности христиански ориентированной психологии.

Определим вначале то смысловое поле, в котором продуктивно вести речь о путях такой интеграции; это поле легко представить в виде двух пересекающихся прямых, задающих полюса напряжения. Первая разметка — это вертикаль, в верхней точке которой, несомненно, должна быть христианская антропология, как предельное откровение о сущности человека. Нижняя точка этой вертикали — по логике должна быть психология, но какая? Я считаю, что в этой точке должна быть психологическая антропология, прежде всего как психологическое учение о развитии человека.

Почему именно речь должна идти об антропологии, а, скажем, не просто о богословии в той его части, которая связана с учением о душе, и о современной общей психологии? Об этом чуть позже, отметим лишь, что термин «антропология» употребляется здесь в своем предельном значении. Скорее речь должна идти об антропной науке как ученый о человеке вообще, а не в узком значении антропологии как одной из биологических дисциплин, как науки о происхождении и эволюции физической организации человека и его рас.

Вторая разметка — это горизонталь, в левой стороне которой необходимо положить ценности и смыслы бытия человека, как они представлены во всем комплексе гуманитарного знания, в том числе и богословского. В правой стороне так же, по логике рассуждения, нужно положить такое содержание, как ступени становления «собственно человеческого в человеке», как они должны быть представлены в нормативной периодизации психологии развития человека.

Именно в точке пересечения этих двух образующих может быть фиксирована (или синтезирована) христианская психология. Понятно, что масштаб освоения и тщательность предметной проработки так заданного пространства как раз и является одним из вопросов нашего обсуждения.

В настоящее время все еще можно наблюдать взаимно настороженные отношения между научной психологией и богословием (именно богословием, а не практикой живой веры), и для этого существуют серьезные основания. Часть из них располагается в самой современной психологии, в ее несомненных достижениях и открытиях в сфере человеческой психики. Другие основания обнаруживают себя вообще в системе светских гуманитарных наук, в секулярной культуре европейской цивилизации.

Процессы глобализации и идеология постмодернизма — эти две болевые точки современного мира — сегодня очевидным образом привели к цивилизационному кризису уже не только европейского, но и планетарного масштаба. Происходит унификация социально-политических структур, разрушение форм культурной, исторической, духовной идентификации человека, размывание всяких мировоззренческих основ самоопределения человека — упование на обнаружение таких основ в собственной самости, опасность вырождения того или иного народа в этнографическую массу. Это лишь отдельные метки разворачивающегося кризиса, список их может продолжить каждый.

Однако при более пристальном рассмотрении горизонта кризисного процесса можно прийти к выводу, что глубинный, порождающий план кризиса — это сам человек ! А значит, в самом существе кризисной эпохи ведущей стороной оказывается именно антропологический кризис. Сегодня совершается своеобразный антропологический поворот: все происходящее с человеком приобретает решающую роль в бытии общества и культуры, в глобальной динамике современного мира.

Данную смену можно обозначить довольно распространенной постмодернистской формулой: это смерть субъекта, которая означает исчезновение метафизической инстанции в человеке как субъекте познания, который господствовал в классической европейской философии от Декарта до Гегеля. Смерть субъекта познания повлекла за собой целую цепь смертей: на рубеже XX столетия было объявлено: «Богумер!» — а последующий столетний период расчеловечивания человека привел к печальной констатации, что и «Человекумер!», по крайней мере в европейском варианте модели человека. Появился фрейдистский человек, скиннеровский — крысоподобный человек, репертуарно-ролевой человек и множество других его фантомальных моделей.

Сегодня философско-метафизическая мысль и само общество продолжают, подобно Диогену с фонарем, пребывать в поиске человека. И немудрено.

В до сих пор существующей «субъект-объектной» структуре сознания рационализма Нового и Новейшего времени человек всегда представал в качестве отдельного, чаще всего изолированного, индивида. Этот живой атом в процессах социализации как раз и становился по отдельности то субъектом познания, то субъектом действия, то субъектом социальных отношений, оставаясь при этом психологически отдельной особью. Несомненно, что именно такой человек-особь, жестко специализированный форматами наличной цивилизации, если еще натурально и не умер, то сильно усомнился в полноте своего бытия.

Сомнение в жизнеспособности современного европейского человека связано прежде всего с формами и содержанием его знания о собственной самости, которое как раз и задано характером рационального, естественнонаучного знания о мире и о человеке в нем. Это знание в позитивных науках всегда субъект-объектно, оно не способно хоть как-то приблизиться, а тем более удержать полноту человеческой реальности. На этом же типе знания основаны и многочисленные варианты гуманитарных практик (образование, медицина, политика, практическая психология и др.).

И здесь необходимо сделать одно принципиально позиционное утверждение: всякая практика может считаться гуманитарной, если она является практикой становления именно «человеческого в человеке». И наоборот — любая практика не гуманитарна (не гуманна), если она этого не делает, в какие бы человекообразные формы она ни рядилась. Что же мы имеем сегодня в качестве таких практик с точки зрения современной научной, рациональной психологии?

Наше время — это время многообразных психотерапий, форм альтернативной медицины, психосоциальных техник «нежного» примирения человека с самим собой и с обстоятельствами жизни. Уже сложились и активно транслируются средствами массовой информации особые технологии освобождения человека от ответственности перед собой и абсолютными смыслами его бытия.