Филип Тетлок - Думай медленно — предсказывай точно. Искусство и наука предвидеть опасность

Оценки смертей на войнах иногда сильно варьируются. К тому же постоянно оспаривается, что можно считать войной.

Учитывая быстро развивавшуюся технологию массовых убийств, здравомыслящий политический деятель мог бы поднять свою оценку степени риска войны с многомиллионными жертвами до 20, или 40, или 80 %. Это еще одно суждение, которое требует уравновесить взгляд снаружи, то есть исторические базовые ставки, и взгляд изнутри — более свежую информацию по данной проблеме.

Нассим Талеб однажды задал мне вопрос: как вообще можно оценить точность прогнозистов по событиям, которые происходят только раз в несколько десятилетий? Короткий ответ — никак. Более развернутый: есть хитрые пути приближения к проблеме, которые точно лучше, чем доски для спиритических сеансов. Один из подходов основан на чувствительности к масштабу, упомянутой в главе 11. Он оценивает логическое постоянство прогнозистов в оценке вероятности редких событий, как, например, вероятность получить травмы в автомобильной аварии в течение одного года или десяти лет. Если прогнозисты дают примерно одинаковые ответы, значит, они проваливают элементарный тест на базовое логическое постоянство. Если их научить проходить тест, это улучшит логическую осознанность прогнозов — необходимое, хоть и недостаточное условие для точности. Еще подход — разработать заблаговременно предупреждающие индикаторы грандиозных событий, оценить точность прогнозистов по индикаторам, а затем относиться к лучшим прогнозистам как к лучшим проводникам по исторической траектории, на которой мы окажемся. Ни один из подходов не решает проблему Талеба, но это лучше, чем ничего, — и лучше принятия экстремальной формы принципа предосторожности, который требует от нас отказываться от любых изменений, для которых каждый может создать «правдоподобный» сценарий худшего развития событий.

Мыслительный эксперимент Канемана едва скользит по поверхности бурлящего моря возможностей «что, если». Самые убедительные альтернативные истории описывают крошечные отклонения, приводящие к небольшим последствиям. Например, эссе Уинстона Черчилля, проследившее последствия победы конфедератов в Геттисбергском сражении, исход которого, как часто считают, решили поступки нескольких храбрецов. Или альтернативный вариант истории после победы Германии в Первой мировой войне. Я получаю удовольствие от воображаемых экскурсов в контрафактивную историю — и написал вместе с историком Джеффри Паркером работу, посвященную сложностям оценивания ее возможности. См.: Unmaking the West: «What-If?» Scenarios That Rewrite World History / eds. P. E. Tetlock, R. N. Lebow, and N. G. Parker. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2006. См. также: P. E. Tetlock and A. Belkin. Counterfactual Thought Experiments in World Politics: Logical, Methodological, and Psychological Perspectives / eds. P. E. Tetlock and A. Belkin // Counterfactual Thought Experiments in World Politics. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1996; P. E. Tetlock and R. N. Lebow. Poking Counterfactual Holes in Covering Laws: Cognitive Styles and Historical Reasoning // American Political Science Review 95. 2001. P. 829–843.

Как суперпрогнозистам это удалось? Они выстроили разумную причинно-следственную связь, которая позволила им быстро сосредоточиться на релевантных фактах и лишь слегка отвлечься на нерелевантные. Из прошлых примеров референдумов других наций они знали, что вариант «без изменений» обычно оказывается более распространенным, чем предсказывают опросы, потому что некоторые избиратели стесняются признаться во время опрашивания, что поддерживают «скучную» сторону. Этот эффект был обнаружен в 1995 году во время референдума за отделение Квебека от Канады. Также суперпрогнозисты помнили о силе агрегации: почти все опросы демонстрировали превосходство «против» с небольшим перевесом. Объедините эти факты — и вы получите на выходе весьма уверенное «против». И суперпрогнозисты почти все время придерживались избранного курса, даже когда опрос YouGov поставил ответ «за» вперед на 7 %. Они на короткий период повысили процент вероятности ответа «за» до 30 %, но, когда более поздние опросы не подтвердили результат YouGov , быстро опустили вероятность обратно до изначальной позиции 10 %. По контрасту, накануне референдума ставки на рынке пари в Великобритании составляли приблизительно 3:1 против успеха референдума — то есть с правильной стороны от «может быть», но далеко от уверенного расклада 9:1, который выдавали в то время суперпрогнозисты. См.: Simon Neville. Scottish Independence: Late Surge at the Bookies as Punters Catch Referendum Fever // The Independent . 2014. September 18. http://www.independent.co.uk/news/business/news/scottish-independence-late-surge-at-the-bookies-as-punters-catch-referendum-fever-9739753.html.

Daniel W. Drezner. What Scotland’s Referendum Teaches Me About Punditry // Washington Post . 2014. September 19. http://www.washingtonpost.com/posteverything/wp/2014/09/19/what-scotlands-referendum-teaches-me-about-punditry.

Там же.

Silver Speaks. Democrats Despair // Slate . 2014. March 24.

Mac Margolis. Brazil Threatens Banks for Honesty // Bloomberg View. 2014. August 1. http://www.bloombergview.com/articles/ 2014–08–01/brazil-threatens-banks-for-honesty.

http://www.nydailynews.com/news/election-2012/dick-morris-offers-explanation-predicting-romney-landslide-article-1.1201635.

Ira Rutkow. Seeking the Cure: A History of Medicine in America. New York: Scribner, 2010. P. 143.

Там же. P. 145.

См. сайт Коалиции доказательной политики — coalition4evi-dence.org — или: Ron Haskins and Greg Margolis. Show Me the Evidence: Obama’s Fight for Rigor and Results in Social Policy. Washington, DC: Brookings Press, 2014.

James Surowiecki. Better All the Time // New Yorker . 2014. November 10. http://www.newyorker.com/magazine/2014/11/10/better-time.

Обвинительный пинг-понг проливает свет на то, почему даже Федеральная резервная система не может избежать обтекаемых формулировок. Я говорю «даже», потому что ФРС, в отличие от разведсообщества, уже в значительной степени опирается на количественные (макроэкономические) модели в своих внутренних дискуссиях. Если бы они хотели, они могли бы гораздо яснее формулировать намерения. Но они не хотят, даже несмотря на то, что бывший председатель Бен Бернанке призывал в свое время к избавлению от велеречивости. Здесь мы натыкаемся на предел политических возможностей, а не научного познания. У ФРС множество причин прятаться за обтекаемые формулировки. Они не хотят, чтобы их растерзали за нахождение не на той стороне от «может быть», где часто оказываются даже самые «откалиброванные» прогнозисты. И они не хотят, чтобы публика видела, с какой периодичностью они меняют свое мнение, потому что публика часто воспринимает корректировку убеждений как признак замешательства, а не рациональности.

Похоже, ФРС сделала вывод, что публика, которая кричит, что хочет правды, на самом деле к ней не готова. Попробуйте представить себе деликатного Бена Бернанке, который подобно Джеку Николсону из «Нескольких хороших парней» яростно кричит: «Вы не можете справиться с правдой!» С этой точки зрения мы просто недостаточно созрели, чтобы справиться с цифрами. Поэтому мы должны продолжать расшифровывать заявления вроде того, что сделала Дженет Йеллен в феврале 2015 года: «Важно подчеркнуть, что модификация политики заявления о намерениях не должна восприниматься как признак того, что комитет обязательно увеличит валютный коридор за пару заседаний». См. James Stewart, «Wondering What the Fed’s Statements Mean? Be Patient» // New York Times . March 13. 2015. C 1.