Эрих Нойманн - Великая Мать

Символы, как и сам архетип, обладают динамическим и материальным компонентом. Они охватывают всю человеческую личность в целом, пробуждают ее и очаровывают, привлекая сознание, которое стремится их истолковать.

Материальный компонент символа приводит сознание в движение; пробужденное символом, сознание обращает к нему интерес и стремится его понять. Можно сказать, что символ, кроме его динамического эффекта как «преобразователя энергии», также является «формовщиком сознания», принуждая психику ассимилировать бессознательное содержание или содержания, скрытые в символе. Эта ассимиляция завершается формированием в сознании взглядов, ориентаций и концепций; и хотя они происходят из чувственного содержания символа и потому коллективного бессознательного, частью которого является архетип, теперь они независимы от источника, претендуя на самостоятельное существование и обоснованность.

Давайте возьмем в качестве примера архетип «пути». Насколько мы знаем, этот архетип впервые появился среди доисторических людей в ледниковый период. В ритуале, которые все еще был по большей части бессознательным, путь вел этих ранних людей в горные пещеры, в их скрытых и почти недоступных нишах они устраивали «храмы», украшенные изображениями животных, от убийства которых зависело их существование.

Магическое и сакральное значение этих изображений и пещер, где они обнаружены, сегодня несомненно. Но также очевидно, что «трудный и опасный путь», которым зачастую только и можно достичь этих пещер, формировал часть ритуальной реальности горных храмов, которые мы теперь в них находим.

На более поздней культурной стадии, когда сознание было сильнее развито, этот архетип пути стал сознательным ритуалом. К примеру, в границах храма – от Египта до Боро-будура на Яве – служитель должен был следовать ритуальному пути от периферии к центру, к святилищу. Крестные муки Христа – иная, гораздо более развитая форма этого архетипа: здесь путь судьбы становится путем искупления; и с сознательным высказыванием Христа «Я есмь путь» этот архетип достигает нового, всецело внутреннего и символического уровня, который определил подход всех последующих поколений, повторивших этот внутренний христианский путь. Более того, этот символ архетипического пути занял универсальное место в сознании и ориентации современного человека. Мы считаем оправданными такие выражения, как «внутренние пути развития»; и сопутствующие символы «ориентации» и «дезориентации», а также упоминания о философских, политических, художественных «направлениях», принадлежащих к тому же контексту. Все эти лингвистические формулировки принадлежат к архетипу пути, чей шаблон определяет первоначально бессознательное поведение человека, движущегося к сакральной цели.

Трудность в описании структуры отдельного архетипа возникает частично из-за того, что архетип и символ прорываются на многих планах, часто одновременно. Феноменология действий архетип простирается от бессознательных инстинктивных импульсов примитивного индивидуума, принадлежащего группе, до формулирования концепций и убеждений в философских системах человека современного. Иными словами, на наблюдателя, который попытается описать или даже понять, что такое архетип вообще или данный архетип, изольется огромное количество форм, символов, образов, взглядов, аспектов и концепций, которые исключают друг друга, накладываются, дополняют и, по-видимому, появляются независимо друг от друга, но остаются связанными с одним архетипом, напр. Великой Матери. И хотя все эти формы в конечном счете «вариации основной темы», их многообразие столь велико, противоречивые элементы, слитые в нем, столь разнообразны, что, вдобавок к «вечному присутствию» архетипа, мы также должны говорить о его символической многофункциональности.

Проявление архетипа как символического выражения бессознательного относительно человека может быть сформулировано с двух точек зрения, которые кажутся противоречащими, но на самом деле дополняют друг друга. Архетип может проявиться «спонтанно», или же он может находится в компенсаторном отношении к сознанию человека, в котором он появляется. Когда архетип появляется как спонтанное выражение бессознательного, он действует независимо от психической ситуации индивидуума и группы, как автономная сила, определяющая наличное положение. Это наиболее очевидно в феномене вторжения, напр. психоза, когда архетипические явления вторгаются непредсказуемо, своеобразные чем-то «совершенно иным», и тогда невозможно установить соответствующую связь между тем, что вторгается и жертвой вторжения. Но даже здесь могут быть продемонстрированы частично вразумительные связи между типом и содержанием психоза и личностью подвергшегося ему.

Это, однако означает, что архетипическое проявление не только не изолировано, но и — следует сказать об этом, чтобы завершить картину — определено целостной констелляцией коллективного бессознательного. Оно назисит не только от расы, людей, группы, исторической эпохи и настоящей ситуации, но также и от положения индивидуума, в котором оно появляется.

Когда мы говорим, что архетип и символ спонтанны и независимы от сознания, подразумеваем, что эго как центр сознания не принимает активного и намеренного участия в происхождении и появлении символа или архетипа, или, иными словами, что сознание не может «сделать» символ или «выбрать» переживание архетипа. Это ни в коем случае не устраняет связи архетипа или символа с личностью и сознанием в целом, ведь проявления бессознательного — это не только спонтанные выражения бессознательных процессов, но также и реакции на сознательное положение индивидуума, и эти реакции, что мы видим на примере снов, обычно имеют компенсаторную природу. Это означает, что появление архетипических образов и символов частично определяется индивидуальной типологической структурой человека, его положением, сознательным подходом, возрастом и т.д.

По мере индивидуации человека для понимания архетипической реакции мы не должны забывать об уникальности индивидуального положения, напр., отношения такого художника, как Леонардо да Винчи с архетипом; но чем более мы имеем дело со спонтанным выражением коллективного бессознательного, и чем более коллективна констелляция бессознательного, как, например, в раннем человечестве, тем в большей степени мы можем обойтись без знания ситуации индивидуума в поисках понимания архетипической структуры.

Поскольку с помощью глубинной психологии человечества можно продемонстрировать определенные постоянные отношения, а также потому что до определенной степени возможно со-отношение между психическими явлениями и историческими стадиями развития человеческого сознания, структурный анализ отдельного архетипа вполне возможен.