Грегори Бейтсон - Ангелы страшатся

Образец триады, включенный в обучение, прочно держится благодаря природе «подкрепления». Это название любого сигнала, определяющего ценность («хороший» или «плохой», «правильный» или «неверный», «успех» или «неудача», «удовольствие» или «боль») системы связей между любыми двумя или более компонентами в последовательном ряду взаимодействий. Подкрепляется не «кусочек» поведения, подкрепление является толкованием связи между двумя или более событиями в последовательности. Некоторые люди приписывают своему миру посылку, что «правильный» и «неправильный» являются определениями предметов, а не связей между ними. Эти люди готовы определить «подкрепление» в терминах, отличающихся от приведенных выше. Кодексы законов поступают так в уверенности, что легче определить действия, чем связи между ними. Я считаю такие «срезы» пути неверными и/или опасными.

Теперь позвольте разделить две категории обучения, в каждую из которых входит много членов, но каждая при этом обладает таким свойством, что разница между ними является разницей логических типов, то есть то, что изучается в одной категории, содержится в обучении более высокой категории. Рассмотрим для примера отношения крысы с экспериментатором: крыса учится получать пищу путем нажатия на клавишу, когда она слышит определенный звук. Или возьмем ребенка, которого взрослый учит играть на фортепьяно. В каждом из этих примеров существует два вида обучения. Есть определенный урок, который надо выучить: для крысы – «нажми на клавишу и получишь пищу» и для ребенка – «нажми на эти клавиши в соответствующем порядке и получишь поощрение».

И в каждом есть обучение высшего логического типа. Для крысы: «В мире очень много таких ситуаций, в которых мое правильное действие принесет пищу» или более обобщенно: «В мире очень много ситуаций для целенаправленного действия». Для ребенка последовательность более сложная. Да, ощущения крысы подходят и для ребенка: «Существуют такие ситуации, при манипуляции которыми я могу получить поощрение». Но, кроме того, имеется и очень интересный вопрос связи между отдельным действием, ведущим к успеху или неудаче вовне, и отдельным действием, которое поддается коррекции своими силами. Следует ли мне откорректировать то, как я играю каждую ноту? Или мне следует откорректировать какую-то переменную в последовательности нот?

При обсуждении контраста между стрельбой из винтовки и стрельбой из дробовика было ясно, что оружие различалось по степени возможности, предоставляемой для самокоррекции.

Винтовка позволяет стрелку увидеть свою ошибку при прицеливании во время одного акта. Дробовик же позволяет обучаемому судить о результате только после выстрела, но для того, чтобы научиться, ему необходимо практиковаться.

Но это также вопрос обучения – или мог бы стать таковым. В детстве, в возрасте от девяти до восемнадцать лет, я провел ужасные часы, стараясь научиться играть на скрипке, и, что касается музыки, я научился совершенно не тому, что нужно. Постоянно стараясь исправить отдельную ноту, я не смог научиться, узнать то, что музыка находится в другом, большем ряду последовательностей.

Я пишу сейчас эти строки, находясь в лесах Британской Колумбии, а мой маленький магнитофон играет «Вариации» Баха. Точность воспроизведения далека от совершенства, а клавесин звучит еще мягче, чем обычно. Но меня занимает композиция. Она начинается с утверждения, которое Бах назвал «ария». Затем идут отдельные вариации, всего их тридцать, пока, наконец, последовательность не возвращается к повторению исходной арии. Написал ли Бах эти тридцать вариаций и затем расставил их по порядку? Или каждая вариация каким-то образом определяет последующую?

Как бы там ни было, эта дилемма – рассматривать ли обучение как изменение в калибровке или как проблему самокоррекции от одного момента к другому, – кажется, присуща всем видам искусства. Входит ли в основные достоинства искусства представление данной проблемы? Заставить исполнителя и слушателя, живописца и зрителя и т.д. сдаться перед необходимостью, отмечающей границу между осознанной самокоррекцией и непроизвольным подчинением внутренней калибровке?[Также возможно, что подобное смещение логических типов напомнит нам некоторые виды опыта, который мы называем «религиозным».] Когда я учился играть на скрипке, для меня эти вопросы представляли область запретного – место, куда я боялся ступить. Существуют ли тогда такие места, которые населены ангелами, но куда боятся ступить глупцы?

Прежде чем предпринять попытку понять, что же все-таки такое – обладание чем-то священным, следует, по крайней мере, обозначить некоторые барьеры. Каждый участник в такой дискуссии должен четко оговорить свою позицию по большому количеству тем, относящихся к основным посылкам данной цивилизации, а также к религии и священному.

[Кажется, что центром эпистемологической запутанности, в которой мы все сегодня живем, является начало нового решения проблемы «тело-разум». Первый шаг к решению содержится в обсуждении различий, проведенных Юнгом между Плеромой и Креатурой, а именно, что разум является организационной характеристикой, а не отдельной «субстанцией». Материальные предметы, входящие в отопительную систему жилища – включая и хозяина дома – распределены таким образом, чтобы оказать поддержку определенным мыслительным процессам, таким, как реагирование на разность в температуре и самокоррекция. Такой способ видения, по которому мы рассматриваем умственное в качестве организационного, доступного для исследования, но не сводим его к материальному, предусматривает развитие монистического и унифицированного видения мира. Одной из ключевых идей, развитых на конференции по теме "Сознательная цель и человеческая адаптация [10]" около пятнадцати лет назад, было то, что каждая религия и многие другие системы мышления могут рассматриваться как предлагающие решение, полное или частичное, проблемы «тело-разум».] Из нескольких способов мышления о системе «тело-разум» большинство являются, по моему мнению, неприемлемыми решениями данной проблемы, они-то и составляют основу для возникновения целого ряда предрассудков, которые можно разделить на два класса.

Есть такие формы предрассудков, которые помешают объяснение жизни и опыта вне пределов тела. Какой-то отдельный сверхъестественный орган – разум или дух – должен вроде бы влиять и частично управлять телом и его действиями. В этих системах верований остается неясным, как разум или дух, будучи нематериальными, могут влиять на материю в целом. Говорят о «власти разума над материей», но эта связь может произойти только, если разум получит материальные характеристики или материя получит мыслительные свойства типа «послушания». В любом случае предрассудок ничего не объясняет. Разница между разумом и материей сведена к нулю.