Сергей Белорусов - Очерки душевной патологии и возможности ее коррекции соотносительно с духовным измерением бытия

«Как утешить плачущих? — плакать вместе с ними». Вот отличительная позиция православного психотерапевта. в отличие от аналитика он не будет зеркалом, в отличие от бихевиориста, он не будет наблюдателем, в отличие от гуманиста не ограничится вежливой эмпатией. Он, по мере данной ему способности к сопереживанию, отважится войти с клиентом во всю глубину страдания и боли и сам факт причастности страданию станет целительным фактором.

«Смерть, самое страшное для человека, верующему нестрашна, как не страшны для крылатого существа все бездны, пропасти и падения». Как неравнодушный свидетель тревожного состояния клиента, а любой страх, наверное, сводим к ужасу небытия, психотерапевт разделит со своим клиентом как осознание неминуемого конца земной жизни, так и упование на то, что приходя в определенное духовное состояние, человек обретает возможность воспринимать потенциально радостную бесконечность своего существования.

«Сребролюбие, казалось бы, грех второстепенный: на самом деле это грех чрезвычайной важности — в нем одновременно фактическое отвержение веры в Бога, любви к людям и пристрастие к низшим стихиям. Оно порождает злобу, окаменение, многозаботливость. в чем соблазн и яд театральности для зрителя, но главным образом для актера? — привычка жить, и притом напряженно и остро, иллюзорной жизнью, часто много острее своей настоящей будничной жизни — тщеславие». В православно психотерапевтическом анализе происходит исследование причин вызвавших ситуацию страдания и обнаруживаются их корни, когда в совместно увлекательном диалоге вскрываются явления различных пластов, генерирующих страдание по нисходящей и степени важности: социо-исторические — физиологические — эмоциональные — когнитивные — нравственные.

«(Есть) глубокие, старые пласты, сливающиеся с родовыми и общечеловеческими, — основные, глубокие грехи, от которых, как смрадные испарения, поднимаются богохульные мысли, побуждения, всякая нечистота, чудовищные извращения…» От анализа индивидуальных триггеров страдания, терапия переходит к нижележащим личностным структурам, которые также имеют значение при тяжелых психопатологических феноменах. Здесь также обширное поле для работы: от вскрытия роли наследственности при большинстве душевных расстройств и принятия не только личной ответственности до актуализации переживания причастности падшему человечеству.

В качестве рекомендаций и напутствий, как в процессе, так и в заключение терапии, будут несомненно полезны, среди прочих, следующие:

«Жить надо не «слегка», а с возможной напряженностью всех сил, и физических и духовных. Тратя максимум сил, мы не «истощаем» себя, а умножаем источники сил.

Внимание к своей внутренней жизни, рекомендуемое с религиозной точки зрения, дает свои результаты и с точки зрения чисто психологической — развитие силы внимания, сосредоточение сознания, выявление новых психических способностей [31] ».

Так, на основании всего лишь одной хорошей духовной книги, вырастает психотерапевтическая стратегия. а недостатка в таких книг у Православия нет и каждая из них может стать платформой для психотерапии.

Но тогда кто же он, православный психотерапевт?

Ретранслятор Священного Писания в Святоотеческой интерпретации, применительно к ситуации запроса?

Тайный катехизатор, пользующийся случаем кризиса клиента для того, чтобы истолковать происходящее в библейском когнитивном стиле и дать «эмпатично» понять, что улучшение может быть достигнуто при условии принятия православных категорий восприятия, мышления и поведения?

Психоаналитический образ «зеркала», но в православном обрамлении? с интерпретациями типа — «а вот здесь ваше мнение расходится с позицией преп. Серафима, давайте это обсудим»?

Отрицательный ответ на эти вопросы приводит нас к необходимости позитивного формулирования проблемы и мы можем наметить основные качества «православной психотерапии», которая будет исходить из этой, третьей, перспективы восприятия Православия следующими тезисами:

1) Она не будет одна и догматизирована в своих терминах, постулатах и методах. Их будет столько, сколько православных профессионалов отважится на деятельность в этом направлении.

2) Она не будет носить название «православной психотерапии», дабы не ограничивать себя ни контингентом клиентов, ни узурпировать это благородное название исключительно для себя. Она может, к примеру, именоваться «духовно-ориентированной», «экклезио-экзистенциальной», «филокалической», «онтологически-трансцендентной», несть числа сим именованиям, но будет мудрым табуировать исключительное использование этой формулы — «православная психотерапия» применительно к специфическому «вкусу» ее адептов. Если уж историческое Православие бывает так трагично разделено (только в России существует с десяток церквей, включая старообрядческие, позиционирующих это вероучительное определение), то нет смысла хорошей психотерапии, производной от истинной Веры, монополизировать этот термин.

3) Она будет непременно представлена, в качестве основного, принципом много-уровневого бытийного устроения. Иными словами, ведущей техникой, равно как и фундаментальной доминантой здесь будет актуализация способности к транскрипции, понимаемой как точное и творческое соотнесение понятий, относящихся к разным уровням личностного бытия. Процесс «православной психотерапии» этого рода, представляет собой перевод категорий духовного уровня, без существенных потерь качества и смысла, явлений духовного мира в сферу психического, осуществляемый с целью того, чтобы человек незнакомый (в силу ситуационных или болезненных причин) с реалиями высшего порядка, смог выстроить свою жизнь, оказываясь не чуждым им и двигаясь по направлению к ним. Здесь больший акцент на аксиологическую семантику, структурную лингвистику и бережную герменевтику, нежели чем на собственно психологические приемы, техники и интерпретации. Результатом такового успешного процесса является не просто пере-структурирование личности в плоскости, но открытие возможности иной, объемной перспективы, когда актуализируется ранее блокированная способность личности к рецепции Трансцендентного миру Начала.

4) Здесь будет последовательно применяться принцип «делания» — аскетически ли «умного», душевно ли «трезвенного», поведенчески ли «решительного». в ней будет осуществляться антиномия сочетания активной вовлеченности в процесс с искренней благодарности за результат, отличный от запроса, поскольку здесь есть место доверия Промыслу.