Сергей Батчиков - Уроки Второй мировой. Восток и Запад. Как пожать плоды Победы?

Эти ужасные, катастрофические итоги уничтожения СССР во всем мире рассматривались и рассматриваются не только как крах коммунистической идеологии, но и как полное поражение русской цивилизации, на фоне которого Победа 1945 года утратила всякое значение. И лишь за последний год, в связи с возвратом Крыма и борьбой на Украине за Новороссию, эти оценки перестали рассматриваться как единственно верные и даже единственно возможные. Возникли надежды на то, что эпоха поражений русской цивилизации заканчивается и на смену ей снова приходит эпоха Победы. Но что для этого надо сделать? Прежде всего – усвоить исторические уроки наших политико-дипломатических и идеологических поражений, понять, где и как происходили провалы, кто раз за разом создавал для нас проигрышные ситуации, выдвигая фальшивые постулаты о нашей «отсталости» и утверждая, что нет ничего важнее мира, ради которого следует идти на любые принципиальные уступки, вплоть до самоубийства.

В приведенных эпиграфом к настоящему докладу цитатах, как видим, одна и та же тема военной доблести и мирной «непрактичности» русской цивилизации, которая рефреном и практически неизменно проходит через столетия. Но ничто не ново под луной, и римский историк Тит Ливий (I в. н. э.), приписавший карфагенскому полководцу Магарбалу слова, якобы обращенные к Ганнибалу после величайшей победы при Каннах (III в. до н. э.): «Vincere scis, victoria uti nescis» («Ты умеешь побеждать, но пользоваться победой не умеешь»), – похоже, всего лишь «применил к месту» существовавший уже задолго до того афоризм, который, правда, явно не был известен современнику Пунических войн Полибию.

Впрочем, не будем углубляться в историколингвистические изыски, поскольку вопрос о том, почему великая Победа 1945 года сменилась для нашей страны эпохой поражений, имеет для нас не историческое и не общефилософское, а куда более актуальное и даже прогностическое звучание. Тем более, что нынешние карты Европы и «постсоветского пространства» практически полностью соответствуют не только духу, но и целям, и даже конкретным пунктам гитлеровского плана «Барбаросса» 1941 года. Что само по себе ставит перед нами вопрос о степени идентичности и/или хотя бы преемственности акторов Второй мировой войны с акторами краха Советского Союза в 1991 году.

Ответ на этот вопрос, или даже максимально допустимое приближение к такому ответу, позволят нам не только лучше понять суть всей мировой истории XX века, но и обозначить «окна возможностей» для выхода из той непростой и даже критической ситуации, в которой оказалась Россия как государство и как цивилизация сегодня.

Начнем с тезиса о том, что без сочетания именно «красной», коммунистической идеи с идеей русской цивилизации и русской государственности, базирующейся на русском патриотизме, Победа 1945 года оказалась бы невозможной. Произошедшее в ходе Первой мировой войны разрушение империи Романовых западниками-либералами, казалось бы, ставило крест на тысячелетней русской цивилизации и на её уникальном историческом пути, отдельном от пути западноевропейской цивилизации. Но Великая Октябрьская социалистическая революция с ее общемировым идейным посылом развернула историю в другую сторону. Сложившийся союз советских республик в единое государство оказался оптимальной формой русской государственности в её противостоянии внешним и внутренним врагам.

Идея создания СССР как объединения государств, возникших на обломках Российской империи, где к власти пришли представители партии большевиков, обычно приписывается лидеру этой партии Владимиру Ильичу Ульянову-Ленину. В 1922 году таких государств было четыре: Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (РСФСР), Украинская Социалистическая Советская Республика (УССР), Закавказская Советская Федеративная Социалистическая Республика (ЗСФСР) и Белорусская Советская Социалистическая Республика (БССР). Союзный договор (вернее – Декларация об образовании СССР) фиксировал политическую ситуацию, которая сложилась после окончания Первой мировой и гражданской войн. Буквально за месяц до этого в состав РСФСР на правах области вошла Дальневосточная республика, внутри которой существовала Бурят-Монгольская автономная область – несмотря на то, что октябрьский пленум ЦК РКП(б) 1922 года под давлением Ленина отверг продвигаемый Сталиным план объединения через «автономизацию» других советских республик в составе Советской России.

В данной связи показательно, во-первых, то, что такое решение было принято «с видом на мировую революцию» – в связи с отложенной после поражения революций в Венгрии и Германии, но считавшейся возможной и желательной перспективой присоединения к СССР советских республик Европы, «вплоть до советизации всего земного шара» (что, кстати, нашло свое отражение в гербе СССР); а, во-вторых, то, что УССР и БССР вошли в Советский Союз практически в границах, обозначенных Брестским миром 1918 года.

Были эти моменты каким-то образом связаны с договором в Рапалло, заключенным между РСФСР и Веймарской Германией в ходе Генуэзской конференции 16 апреля 1922 года? На этот вопрос, скорее всего, придется ответить утвердительно. Вообще, история революций 1917 года и гражданской войны 1918–1922 годов наглядно демонстрирует вовсе не правоту избитых штампов вроде «Ленин – немецкий шпион», «Троцкий – представитель Фининтерна», а вполне объяснимое и даже неизбежное, доказанное всем ходом Первой мировой войны деление политических сил внутри России, в том числе – и внутри партии большевиков, на неформальные «пронемецкую» и «проантантовскую» фракции. «Ленинский» сепаратный Брестский мир с самого начала осмыслялся доминирующей частью руководства партии большевиков как временный и ничем не связывающий Москву. Однако в странах Антанты, Великобритании и Франции, этот мир вызвал чрезвычайно болезненную реакцию, поскольку давал Германии дополнительный источник сырья и продовольствия, а также высвобождал значительные военные силы для ведения боевых действий на Западном фронте. При помощи и под кураторством Лондона и Парижа накануне решающей летней компании 1918 года на территории России была развязана гражданская война, что во многом способствовало как укреплению «пронемецкой» фракции РКП(б), так и «зачистке» сторонников фракции «проантантовской». Соответственно, множество приверженцев и прямых агентов Германии нашли понимание и поддержку в руководстве большевистской партии, им были предоставлены важные и даже ключевые посты в партийном, советском и государственном аппарате как союзного, так и республиканского уровня, – в данной связи достаточно упомянуть колоритные фигуры Григола Лордкипанидзе в Грузии (характерный факт – в октябре 1922 года 60 грузинских меньшевиков были арестованы ЧК, которую возглавлял Лаврентий Берия, и… высланы в Германию), Владимира Винниченко, Михаила Грушевского на Украине или Ивана Середы в Белоруссии. Официально «рабочие контакты» рейхсвера и Красной Армии начались еще в 1920 году, а неофициально они уходят своими корнями в период до Первой мировой войны, когда Российская и Германская империи, во главе которых стояли близкие родственники Николай II Романов и Вильгельм II Гогенцоллерн, считались политическими союзниками. Поскольку больше половины офицерского корпуса царской армии перешло после революции на сторону большевиков, а Германия и Россия не могли быть согласны с условиями Версальского мира, эти контакты были обречены на возобновление и укрепление.