Сюзанна О'Салливан - Всё в твоей голове

– Я прошу сперва меня выслушать, а потом уже задавать вопросы. Есть только одна причина, почему ЭЭГ выглядит нормальной, а человек находится без сознания: если обморок имеет не физическую природу, а психическую.

Марк, поджимая губы, качал головой. Я с нажимом продолжила:

– Надо сперва пояснить, что человеческий организм всегда реагирует на эмоциональный раздражитель. Обычно мы этого даже не замечаем. Когда я нервничаю, у меня дрожат руки. Если напугана – сердце бьется быстрее. Если расстроена – текут слезы. Все это – абсолютно нормальная реакция на вполне естественные эмоции. Но иногда у некоторых людей случается сбой. И организм реагирует на стресс обмороками и припадками. Мы называем это диссоциативными судорогами.

Марк не сдержался:

– Вы сказали, что на самом деле она была в сознании.

– Нет, у нее был обморок. Вспомните о моих примерах. Сердце реагирует на страх и начинает биться в два раза быстрее. Я это чувствую, это не воображение. Но дело не в болезни. Сердце само по себе здорово.

– Думаете, я все придумала?

– Вовсе нет. Я знаю, что приступы настоящие. Однако возникают они в вашем подсознании, а не из-за болезни мозга. Слово «диссоциативный» означает изменения в психике. Сознание почему-то отвергает реальность, оно разделяется, и одна его часть не знает, что происходит в другой. Это происходит непреднамеренно. Вы не можете умышленно вызвать припадок, так же как я не могу нарочно покраснеть или вызвать слезы.

Полин упорно избегала моего взгляда. Я никак не могла понять, о чем она думает.

– Полин, вы меня понимаете?

Та лишь передернула плечами.

– Я устала.

– Вы понимаете, что я пытаюсь вам объяснить?

– Да. Только не знаю, при чем здесь я? У меня все хорошо, не было у меня никакого стресса.

– Я лишь привела несколько примеров. Диссоциативные судороги бывают разными. Любое нервное потрясение или болезненное воспоминание может спровоцировать симптомы. Это своеобразный защитный механизм.

– Защитный? И от чего меня нужно защищать?

– Я пока не знаю. Возможно, в будущем это удастся выяснить.

Тут я вспомнила, как развивалась болезнь. У Полин возникали новые симптомы всякий раз, когда ее жизнь должна была измениться.

– То есть я специально бьюсь в судорогах, чтобы забыть что-то неприятное? И зачем мне это с собой делать?

– Бред какой-то! – разозлился Марк.

– Полин, вы ничего специально с собой не делаете. Даже если мои слова кажутся вам смешными, вспомните, что приступы реальны . Они никак не зависят от вашего сознания, и нужно относиться к ним со всей серьезностью. Вам все равно необходимо подобрать лечение.

– Какое лечение?

– Я посоветовала бы вам обратиться к психотерапевту.

– Вы хотите сказать, я чокнутая?

– Нет. Организм сигнализирует, что с ним что-то не так. Психотерапевт поможет разобраться, в чем дело. Полин, думаю, вы сумеете избавиться от судорог.

– Неужели нельзя назначить обычные лекарства? – спросил Марк.

Полин и без того принимала целых семь препаратов. Два из которых назначили лишь затем, чтобы снять побочные эффекты от остальных пяти. А самое главное, что ни один из них так и не помог. Полин двадцать семь лет. Надо искать другие пути.

– Диссоциативные судороги не поддаются медикаментозному лечению.

– Так вы говорите, ее можно вылечить? – подала голос мать.

– Уверена. Психотерапевт значительно ускорит этот процесс.

Какое-то время мы сидели в тишине. Судя по всему, вопросы закончились, поэтому я завершила консультацию как обычно:

– Хотите спросить что-нибудь еще? Или вам что-то непонятно?

– Нет.

Я чувствовала, что достучаться до Полин не удалось. Она согласилась поговорить с психотерапевтом – но как-то нехотя. К счастью, два дня спустя я узнала, что она сдержала обещание.

Мало кому удалось бы вытерпеть то же, что и Полин. Большинство из нас предпочитает держать свои тайны при себе, ей же пришлось рассказывать свою историю снова и снова. Историю не только болезни – всей жизни. Психотерапевт оказался очень настойчивым и вытягивал из нее малейшие детали. Хотя я многое узнала из медкарты и беседы с Полин, мне удалось выяснить кое-что новое. Возможно, за двенадцать лет болезни что-то забывается. Или Полин намеренно скрыла кое-какую информацию, чтобы исключить мою предвзятость. А может, опять-таки подсознание велело ей умолчать.

Да, у Полин было счастливое детство, но не такое уж безоблачное. В девять у нее начались проблемы с пищеварением. В то время отец рассорился со своими родственниками, и Полин сильно переживала разрыв с бабушкой, дедушкой и дядей. Она совсем перестала есть, и лишь с помощью детского психолога и благодаря поддержке семьи ей вскоре удалось себя побороть.

Однако проблема вернулась спустя три года, во время развода родителей. Полин снова перестала есть. Психотерапевт считал, это случилось из-за боязни потерять отца. Мать дала слово, что он ее не бросит, и Полин, казалось, снова выздоровела.

Еще одно неожиданное упущение заключалось в том, что я не первая предположила психосоматическое расстройство. Когда ее парализовало в возрасте двадцати одного года, врач поставил ей диагноз «истерический паралич», но Полин категорически его отвергла. Она встретилась с психиатром всего один раз, после чего бросила терапию, проигнорировав все рекомендации. Я знала об этом еще на первой встрече, однако решила эту тему не поднимать. Сперва нужно было найти с ней общий язык.

Психотерапевт считал, что Полин необходима помощь, но его смущало то, как она зависит от своей семьи. В частности, Полин то и дело спрашивала: не могут ли ее отношения с Марком повлиять на лечение? И не слишком ли много внимания к ней проявляют родственники? И как они воспримут ее выздоровление?

А еще психотерапевт обнаружил, что, несмотря на взаимную любовь, отношения Марка и Полин так и остались платоническими.

– Удивительно, как она контролирует собственное тело: даже не подпускает к себе любимого мужчину. С отказом от пищи, кстати, было то же самое, она тщательно выбирает, что достойно попасть в ее желудок.

После встречи с психотерапевтом я заглянула к Полин. Впервые рядом не было матери, и я, сама не зная почему, вдруг почувствовала странную пустоту.

– Как все прошло?

– Нормально…

– Надеюсь, вам удалось немного разобраться? Может, хотите что-нибудь уточнить?

– Нет.

Мне нужно было подтолкнуть Полин в нужном направлении, но пока выходило, что я ее отталкиваю.

– Вы говорили о параличе ног?

– Да, он сказал, что, по вашему мнению, эту болезнь я тоже сочинила.

– Надеюсь, вы так обо мне не думаете?

Долгая пауза, после чего:

– Психотерапевт рассказал вам, что случилось, когда мне было девять?