Лиза Барретт - Как рождаются эмоции

Дарвин действительно утверждал в «Выражении эмоций», что люди демонстрируют универсальные выражения лиц, которые происходят от общего предка:

Некоторые действия людей, например, когда у них под влиянием сильного ужаса встают дыбом волосы, или когда они в ярости скалят зубы, едва ли можно понять, если не согласиться с мыслью, что когда-то человек существовал в намного более низком и звероподобном состоянии. Сходство определенных выражений у различных родственных видов (например, движения одних и тех же лицевых мышц при смехе у людей и различных обезьян) оказывается несколько более понятным, если мы верим в их происхождение от общего предка [359].

Можно подумать, что Дарвин говорит, будто мимика является полезным и функциональным продуктом эволюции, и классический взгляд фактически базируется на этой идее. Однако Дарвин на самом деле говорит противоположное. Он пишет, что улыбки, нахмуренные брови, широко открытые глаза и прочие выражения были бесполезными рудиментарными движениями — продуктами эволюции, которые больше не выполняют никакой функции, как копчик и аппендикс у человека и крылья у страуса. В «Выражении эмоций» он утверждал это больше десятка раз. Выражения лиц были главным образом веским примером в его аргументах, касающихся эволюции. Согласно Дарвину, если эти выражения бесполезны для человека, но их разделяют другие животные, то они должны существовать, поскольку они действовали у давно исчезнувшего общего предка. Рудиментарные выражения дали бы сильное подтверждение тому, что люди были животными, оправдывая его ранние взгляды на естественный отбор из «Происхождения видов» 1859 года, которые он затем применил к эволюции человека в следующей книге «Происхождение человека и половой отбор» в 1871 году [360].

Если Дарвин не утверждал, что выражения эмоций развивались, чтобы способствовать функции выживания, то почему многие ученые страстно верят, что он это говорил? Я обнаружила ответ на этот вопрос в рукописях американского психолога начала XX века Флойда Олпорта, который пространно излагал дарвиновские идеи. В 1924 году Олпорт сделал беспочвенный вывод из текста Дарвина, где значительно изменил первоначальный смысл. Олпорт писал, что выражения начинаются у новорожденных как рудиментарные, но быстро приобретают функции: «Вместо биологически полезной реакции, присутствующей у предка, и заметного остатка у потомка, мы считаем обе эти функции присутствующими у потомка, причем первая служит базисом, из которого развивается вторая» [361].

Вариант Олпорта приобрел определенную подлинность и вескость, несмотря на неточность, поскольку он поддерживал классический взгляд на природу человека. Он был охотно принят единомышленниками, которые теперь могли считаться наследниками авторитетного Чарльза Дарвина. На деле же они были наследниками Флойда Олпорта, покромсавшего Дарвина.

Как вы можете видеть, иногда имя Дарвина действует как волшебный плащ, отпугивающий злых духов научной критики. Это позволило Флойду Олпорту и Джону Дьюи обратить слова Уильяма Джеймса и самого Дарвина в диаметрально противоположные и подкрепить тем самым классический взгляд на эмоции. Этот плащ был защитой, поскольку, если вы не соглашаетесь с какой-то дарвиновской идеей, вы, надо думать, отрицаете эволюцию. (Эге, да вы, должно быть, тайный креационист!)

Волшебный плащ Дарвина также помог распространить ошибочную идею, что мозг развивался как набор узлов с отдельными специальными функциями. Это ключевое представление классического взгляда привело многих ученых к бесплодному пути поиска эмоциональных узлов в мозге. Этот путь был проложен шедшим за Дарвином врачом середины XIX века Полем Брок а , который провозгласил, что открыл зону мозга, ответственную за речь. Он наблюдал, что пациенты с повреждением определенной зоны левой лобной доли были неспособны бегло говорить, — состояние, которое называется моторной или экспрессивной афазией. Когда человек с афазией Брока пытается сказать что-нибудь осмысленное, слова получаются перепутанными: «Четверг, ну, ну, ну, нет, ну, пятница… Бар-ба-ра… жена и, о! машина… ехать… плагбаум [Sic] [362]… вы знаете… отдых и ТВ». Брока сделал вывод, что обнаружил сущность языка в мозге, сродни тому, как ученые, разделяющие классический взгляд, считают результаты повреждения миндалевидного тела доказательством наличия зоны страха. Эта область с тех пор известна как центр Брока [363].

Дело в том, что у Брока были скудные подтверждения его заявлений, а у других ученых имелось множество доказательств, что он неправ. Например, они указывали, что другие пациенты с такой афазией имели совершенно здоровые центры Брока. Однако идея Брока торжествовала, поскольку была защищена волшебным плащом Дарвина, укрепленным здоровой дозой эссенциализма. Благодаря Брока у ученых появилась эволюционная история происхождения языка — что он расположен в «рациональной» коре, — противостоящая вере, что язык был дан Богом. Современные учебники по психологии и неврологии все еще включают центр Брока как самый ясный пример локализованной функции мозга, хотя нейробиология продемонстрировала, что эта зона не является ни необходимой, ни достаточной для языка [364]. Центр Брока — это фактически неудачная попытка локализовать психологическую функцию в каком-то узле мозга. Тем не менее история была переписана в пользу Брока, придав прочности эссенциалистским взглядам [365].

Брока и его дарвиновский плащ продолжили укреплять классическую фикцию, что эмоции и разум развивались в мозге слоями; с этой концепцией «триединого мозга» вы ознакомились в главе 4. Брока был вдохновлен заявлениями Дарвина в «Происхождении человека», что человеческий разум, как и человеческое тело, был создан путем эволюции. Дарвин писал, что «животных будоражат те же эмоции, что и нас», предполагая, что наш мозг, как и остальное тело, отражают наше «низкое происхождение». Поэтому Брока и другие неврологи и физиологи начали масштабный поиск анималистических цепей для эмоций — нашего внутреннего зверя. Они фокусировались на тех областях, которые считали древними частями мозга, цепи которых предположительно регулировались более эволюционно развитой корой [366].

Брока локализовал «внутреннего зверя», в которого он верил, в древней «доле» глубоко в человеческом мозге. Он назвал ее le grand lobe limbique [367], или «лимбическая доля». Брока не утверждал, что эта предполагаемая доля является центром эмоций (на самом деле он думал, что там находится чувство запаха и другие первичные системы выживания), однако он считал лимбическую ткань отдельным единым органом, уложив таким образом первый кирпич на дорогу, ведущую к признанию ее местом нахождения эмоций. В течение следующего века с помощью сторонников классического взгляда лимбическая доля Брока превратилась в единую «лимбическую систему» для эмоций. Утверждалось, что эта так называемая система является эволюционно древней; что она фактически не изменилась с момента появления у млекопитающих, не являющихся людьми; что она контролирует сердце, легкие и прочие внутренние органы тела. Предположительно она находится между древними «рептильными» цепями в стволе мозга для голода, жажды и так далее и более новыми, характерными только для человека слоями коры, которые контролируют анималистические эмоции человечества. Эта иллюзорная иерархия воплотила идеи Дарвина о человеческой эволюции: сначала развивались базовые потребности, потом дикие эмоциональные страсти, а затем в качестве венца — наша рациональность [368].