Идрисс Аберкан - Свободу мозгу! [Что сковывает наш мозг и как вырвать его из тисков, в которых он оказался]

Суфисты и буддисты посвящали этому вопросу целые трактаты и разработали замечательный инструмент — метрологию, то есть науку о количественных или, скорее, оценивающих измерениях.

К изучению формы тел нас подтолкнуло Возрождение, а изучение типов сознания будет иметь решающее значение в период нейровозрождения. Эта тема заинтересует искусство и науку, отметим только, что в некоторых литературных произведениях мы уже встречали тему нейроэргономичности форм.

Например, Патрик Модиано ссылается в своих романах на старинную мнемотехнику «метод мест», который сегодня подробно изучает нейронаука. А понимание и переживание субъективности, ассоциативной и эпизодической памяти у Пруста навели писателя Иохана Лехрера на мысль, что «Пруст был специалистом по нейронауке» [271] Lehrer, I., «Proust Was a Neuroscientist», Houghton Mifflin Harcourt, 2008 (прим. авт.). . Нейропсихология, несомненно, окажет большое влияние на творчество, об этом уже сейчас свидетельствуют кинофильмы, оп-арт (оптическое искусство) и даже информатика. Нам очень мало известно о возможностях, ритме и пропорциях нашего сознания, мы не заложили пока даже основ нейрометрики, но развивать ее нужно с умом.

Как и мышцы, наш мозг иссыхает в страданиях, но расцветает в работе. Еще древние греки идеализировали тело, а мы можем оздоровить нервную систему с помощью некоторых упражнений. «В здоровом теле здоровый дух» — этот идеал проявляется в свободе воли [272] Концептуальная разница между телом и сознанием заключается в том, что мы не в состоянии увидеть идеально устроенный мозг, в отличие от идеала анатомии (прим. авт.). .

Природа взяла на себя ответственность за проверку мозга на прочность, и уже очень давно. Она подвергает мозг испытаниям, которые определяют его форму, она сурова с ним так же, как и с телом. Наши африканские предки охотятся, часами сидя в засаде, а это даже труднее, чем марафонский бег. В результате произошел отбор по склонности к потоотделению. Природа всегда испытывала нас на прочность, в том числе ограничивая рацион питания [273] В частности, в том, что касается содержания рафинированного сахара (прим. авт.). и регулируя социальное взаимодействие, ритмы сна и бодрствования, восприятие, концепции пространства и времени, чисел и геометрии.

Раз существует культура тела, то должна быть и психическая культура, которая ставит перед собой всего одну цель: благополучие и счастье ощущать себя свободным. Подлинная физическая культура не считает тело простой грудой мышц, а делает его совершенным и освобожденным. Например, любой пожарный обо всем этом имеет очень четкое представление. Он понимает, что если не сможет взобраться на руках по фасаду здания, то не сможет потушить пожар, то есть выполнить свою миссию. Он недостаточно раскован, чтобы действовать эффективно.

Физическая культура призвана увеличить возможности кинесферы, то же самое можно сказать и о психической культуре. Священная обязанность школы как раз в том, чтобы раскрепостить мозг путем обучения. Поэтому нам предстоит поставить обучение на службу свободе, а никак не наоборот.

Для накачки мышц можно регулярно выполнять отдельные упражнения или заниматься каким-либо видом спорта, который мотивирует и при этом развлекает. Можно использовать тренажеры в спортзале или бегать в парке. Это относится и к умственным тренировкам. Как правило, мозг испытывает отвращение к задачам, если не понимает их предназначения; эволюционный отбор шел таким образом, чтобы человек не растрачивал силы на бесполезные действия. Самостоятельность мышления не может проявиться без права отклонять задачи, игнорировать цели и подавлять возможности. Это выглядит парадоксом, но «расширяющееся во все стороны познание» неавтономно.

Если самостоятельность предполагает подавление, то значит, она неотделима от незнания. Как ни странно, но выражение «я не знаю, следовательно, я существую» дает индивидууму возможность самоутвердиться, то есть отключиться от бесконечного «Всё». Эту тему обсуждали многие философы. Святой суфий Мансур аль-Халладж был казнен, потому что заявил при большом стечении народа: «Я — истина», то есть «Я — Бог». Он хотел сказать, что у него больше нет индивидуальности, она растворилась во Всеобъемлющей Вселенной, а он стал самим Богом. Для суфиев это одно из значений исламского символа полумесяца, который наблюдатель может трактовать как наложение двух кругов. Первый круг — это «Я», второй — всеобъемлющее «Всё».

Эта концепция представляет большой интерес для когнитивной науки, потому что познание и метапознание (или познание себя) основаны на незнании всего остального, а в основе всех систем мышления лежит незнание «Всего». Короче говоря, любое познание есть ограничение, что также является основой самостоятельности. Этот механизм включается, когда мозг хочет выяснить мотивы поступков, особенно при регулярно повторяющихся ситуациях.

Знание об этом не всегда обрабатывает интеллект, оно может быть и бессознательным и даже частичным, как при игре на компьютере. А вообще мозгу не нравятся однообразные виды деятельности, не требующие затрат умственной энергии. Им свойственно сковывать, а не развивать мышление. Нам гораздо больше нравится чтение хорошей книги или захватывающая игра, чем анализ бухгалтерских отчетов [274] Однако они могут вызвать интерес, если будут возбуждать и разнообразить сознания (прим. авт.). , потому что они погружают нас в неодинаковые психические состояния.

В нашем мозге существует постоянная борьба между эксплорацией (стремлением к исследованию) и эксплуатацией (использованием готового), между созданием нового и нормой. Эта борьба создает трудности при разработке самостоятельного искусственного интеллекта. Неудивительно, что для эволюции она составила одну из главных проблем. Может быть, мозг как раз и является ее лучшим решением. Именно поэтому он является источником вдохновения для программистов, разрабатывающих системы автономного принятия решений, например, в беспилотных автомобилях. Эта борьба присутствует и в стандартном образовании, которое предпочитает готовое, потому что оно может быть оценено, и пренебрегает исследованием, которое невозможно оценить в классном кабинете.

Если окружающие нас предметы без умолку твердят: «Ты можешь меня взять за это или обхватить с этой стороны…», то насчет знаний или умственных задач все выглядит гораздо сложнее. Главной целью нейроэргономики как раз является выяснение, как охватить корой головного мозга ту или иную идею, поскольку ее невозможно увидеть, и тем более найти ее рукоятку. В этом заключается вся сложность метапознания: мы не знаем, что знаем все то, что мы знаем.