Константин Платонов - Психология религии.

Ритуальные танцы племен североамериканских индейцев и африканских племен, имеющие очень много общего, возникли по исторической аналогии. Ведь никакого общения между этими племенами не было. Поэтому преемственность в происхождении этих танцев предположить труднее, чем предположить аналогию.

Но сейчас меня интересует другой вопрос: есть ли вообще что-либо общее между ритуальными танцами различных племен, возникших независимо друг от друга, и ритуальными танцами животных?

Такая общность есть. Общим является психофизиологический механизм ритуального танца — нейродинамический стереотип. Именно он объединяет определенные движения, как правило, незаконченные и утратившие свой первоначальный, прямой смысл. Журавль в своем танце как бы начинает взлетать, паук — как бы начинает кусаться, человек — как бы бросает копье. Во всех случаях это обломки когда-то целесообразных, законченных двигательных действий, это двигательный сон наяву.

Так что же, правы те буржуазные ученые, которые наделяют животных религиозностью? Конечно, нет! Бесспорно, танец животных ничего общего с религией не имеет. Да и у человека не любой ритуальный танец связан с религией. Но главное различие между танцами животных и людей в том, что у животного нейродинамический стереотип биологически обусловлен и прирожден, а у человека он социально обусловлен и требует научения. Журавль, вылупившись из яйца в инкубаторе, будет уметь танцевать, а человек учится ритуальному танцу из поколения в поколение. Ошибка тех, кто говорит о религиозности животных, заключается в подмене аналогии, притом аналогии только в поведении (и в его психофизиологическом механизме) животных и человека, гомологией.

По лесу шли пять женщин. Неожиданно раздался удар грома, и каждая из них, не думая, что делает, по-своему отреагировала на него. Одна вскрикнула, вторая схватилась за голову, третья побежала к дереву, а четвертая и пятая стали креститься. Но крестились они по-разному: одна «тремя перстами», а другая — по-староверски — двумя.

Каковы же были психологические механизмы этих различных реакций?

У первой «сработал» безусловный рефлекс; даже малый ребенок может дать подобную реакцию. Реакции остальных были приобретены. У второй это был оборонительный условный рефлекс. Еще более сложной была оборонительная реакция третьей, которая состояла из серии условных рефлексов, сложившихся в определенную систему, которую И.П. Павлов назвал нейродинамическим стереотипом.

Такими же нейродинамическими стереотипами по механизмам, но религиозными по содержанию были реакции крестящихся женщин.

Религиозные условные рефлексы, если они систематически повторяются в определенном порядке, могут складываться в определенную систему и становиться нейродинамическим стереотипом. Когда они сложились, достаточно одного пускового раздражителя, чтобы «сработала» вся система.

Все религиозные обряды и ритуалы, крестное знамение, как трех-, так и двухперстное, земные поклоны, все обряды и ритуалы церковной службы, так же как и религиозные танцы и камлание шаманов, — все это по своим механизмам нейродинамические стереотипы. Вот несколько высказываний И.П. Павлова, которые позволяют глубже их понять.

Раскрывая механизм образования нейродинамического стереотипа, И.П. Павлов отмечал в своих «Лекциях о работе больших полушарий головного мозга», что человеку, как и животному, постоянно приходится реагировать на повторяемые системы внешних воздействий, т. е. на так называемые внешние стереотипы.

— В окончательном результате, — говорил Павлов, — получается динамический стереотип, т. е. слаженная, уравновешенная система внутренних процессов. Образование, установка динамического стереотипа есть нервный труд чрезвычайно различной напряженности, смотря, конечно, по сложности системы раздражителей, с одной стороны, и по индивидуальности и состоянию животного — с другой.

А в докладе на X Международном психологическом конгрессе в 1932 году, специально посвященном динамической стереотипии мозга, он говорил:

— Мне кажется, что часто тяжелые чувства при изменении обычного образа жизни, при прекращении привычных занятий, при потере близких людей, не говоря уже об умственных кризисах и ломке верований, имеют свое физиологическое основание в значительной степени именно в изменении, в нарушении старого динамического стереотипа и в трудности установки нового.

Вся дальнейшая разработка учения о высшей нервной деятельности подтвердила эти мысли Павлова.

Образование нейродинамических стереотипов облегчает дальнейший «нервный труд». Их выполнение создает у человека положительные эмоции и чувство спокойствия; задержка же или тем более перестройка всегда вызывает отрицательные эмоции.

В религиозной же психологии роль динамического стереотипа очень и очень велика. Не только ритуальные танцы, но и вообще все религиозные ритуалы и обряды по своим механизмам — это нейродинамические стереотипы.

Однажды после лекции о психологии религии я получил в числе других две записки.

«Примерно сто лет назад английский этнограф-самоучка Эдуард Тэйлор в своей книге „Первобытная культура“ писал о дикарях-философах, которые, раздумывая над происхождением сновидений, обморока, смерти, додумались до идеи души и создали религию. Не противоречат ли излагаемые вами взгляды марксистскому взгляду на религию как на социальное явление и не повторяют ли они ошибок взглядов Тэйлора?» — было написано в одной из них.

«В 1887 году французский философ-атеист Жан Гюйо в книге „Безверие будущего“ писал о том, что зачатки религиозности свойственны и животным в виде „религиозного инстинкта“. Он описывал опыты Роменса со своей таксой, которая впадала в религиозный экстаз, наблюдая, как лопались на ковре мыльные пузыри. Эти взгляды почему-то считаются ошибочными, а ведь то, что вы говорите, подтверждает их!» — писал кто-то другой во второй записке, явно пытаясь найти во мне единомышленника Гюйо.

Что можно ответить на эти записки?

Во-первых, у религии существуют не только социальные и исторические, но и гносеологические корни. А ведь именно психология и позволяет глубже раскрыть эти гносеологические корни. Нельзя сводить сознание человека к психике животных, но также неправильно их разрывать.

Во-вторых, называть взгляды Тэйлора и Гюйо ошибочными, как сделали авторы обеих записок, — это значит не понимать диалектики развития науки. Их взгляды во многом (но не во всем!) устарели и требуют дополнения и уточнения. Но полностью отбрасывать их неверно: ведь и Энгельс, например, высказывая очень глубокие мысли о происхождении идеи души, был близок к тому, что писал Тэйлор. Хотя, понятно, ни Тэйлор, ни Гюйо не были марксистами и не понимали ни диалектики соотношения бытия и сознания, ни диалектики развития сознания, ни, наконец, диалектики соотношения всех корней религии.