Питер Шварц - В защиту эгоизма

Махинации Enron Corporation с финансовой отчетностью и пирамиду Бернарда Мейдоффа, построенную по «схеме Понци», объясняли пороками капитализма. В результате был усилен контроль за деятельностью компаний, акции которых торговались на бирже, и хедж-фондов. Но никого не возмущают финансовые авантюры федеральной власти, которые тому же Мейдоффу и не снились. Например, с пенсионными сбережениями проворачивают такие операции, за которые любой «частник» давно оказался бы на скамье подсудимых. Вместо того чтобы держать пенсионные взносы на индивидуальных счетах, их по мере поступления выплачивают сегодняшним пенсионерам. Чем не пирамида Понци? Сегодня размеры долговых обязательств пенсионного фонда превышают $20 трлн. Такую дыру не заткнешь налоговыми поступлениями. Долговая нагрузка на каждую американскую семью составляет около $200 00017. Каждые две недели из пенсионных денег вымывается сумма, несопоставимая с ущербом от пирамиды Мейдоффа18. Среднестатистический пенсионер получает гораздо меньше, чем он накопил бы, вложив свои деньги в частную компанию, а не доверив их государству-транжире19. Власти не слишком беспокоятся по этому поводу. Зато стоит только намекнуть, что граждане вправе самостоятельно решать, как копить деньги на черный день, они поднимают крик, и какой!

Все действия регулятора основаны на уверенности, что решения, принимаемые в личных интересах, безответственны и вредны, а решения, принимаемые за нас «незаинтересованными лицами», правильны. Стоит только дать нам волю, считают эти «лица», как общество сразу разделится на бессовестных производителей и безмозглых потребителей. Мол, эгоизм ни к чему хорошему не приводит, потому что делает нас зависимыми от эмоций. А эмоции, как известно, ослепляют человека, лишая возможности мыслить критически.

Но и тут поборники патернализма все ставят с ног на голову. Человек способен добиться успеха только будучи свободным. Только личный интерес пробуждает наш разум и способность думать о будущем. А необходимость заботиться о благе общества лишает нас надежды на это будущее.

Эмоции неизбежны, если дело касается наших личных интересов, особенно связанных с базовыми ценностями. Но они не мешают человеку думать, если он умеет держать их в узде. Эмоции всегда спонтанны, но поступки спонтанными быть не должны. Не следует доверяться чувствам, если они противоречат разуму .

Эмоции играют огромную роль в нашей жизни, но думать они только мешают. Эмоции — это подсознательная реакция, связанная с нашими прошлыми размышлениями или чувствами. Они не могут заменить процесс мышления . Находясь под воздействием эмоций, мы не способны объективно оценивать факты и трезво решать, можем ли мы позволить себе новую машину, стоит ли голосовать за национализацию здравоохранения и т. д. Чтобы разобраться во всем этом, требуется холодный рассудок . Только он позволяет нам увидеть реальную картину и понять, что правильно, а что нет. Только зная это, мы можем действовать в своих интересах.

Если у вас нашли серьезную болезнь, вы, разумеется, постараетесь найти лучшего врача, лучшее лекарство и лучшую больницу, какую только можете себе позволить. Руководствуясь личными интересами, вы постараетесь обдумать порядок действий. Вы не откажетесь от обследования, даже если оно будет сопряжено с болезненными ощущениями . Вы захотите узнать, каковы его результаты, даже если при этом вы будете чувствовать страх. И во всех своих действиях вы будете опираться на факты , оценивая шансы на успех.

Кто-то, оказавшись в подобной ситуации, запаникует, зароет в голову в песок и постарается отогнать от себя нехорошие мысли. Не исключено, что он даже откажется от лечения, заменив его хождением в церковь и молитвами, или начнет заливать горе алкоголем. Разумеется, эти люди будут действовать отнюдь не в своих истинных интересах. Не решаясь взглянуть в лицо действительности, человек отказывается соблюдать личные интересы и, следовательно, бороться за жизнь.

Если мы хотим стать настоящими эгоистами, мы не будем слушать альтруистов, а постараемся думать . Рассуждать, опираясь на факты! Думать и оценивать последствия своих поступков, не позволяя чувствам ослепить себя. Думать, т. е. ставить перед собой цель и добиваться ее.

Если же за дело берется «незаинтересованное лицо», т. е. патерналистское государство, побеждает иррациональное начало. Как уже было отмечено выше, невозможно привести ни одного убедительного аргумента в пользу необходимости применения административных рычагов ради абстрактной общественной пользы. Нет никаких оснований для того, чтобы распоряжаться доходами и жизнью сограждан. Речь может идти только о сиюминутной политической выгоде.

Если бы вы решали вопросы, связанные с пенсией, самостоятельно, вы выбрали бы то, что вам больше всего подходит. Прежде всего вы оценили бы свои личные обстоятельства (финансовое положение, состояние здоровья, предполагаемые расходы), затем условия страхования (размеры отчислений и выплат, репутацию страховой компании, предложения других страховщиков). И только после этого вы решали бы, отвечает ли предлагаемая услуга вашим интересам. Но до тех пор, пока за нас решают социальные службы (которые распоряжаются не своими, а нашими деньгами); до тех пор, пока наши доходы и расходы рассчитываются не на основе нашего финансового положения и условий страховки, а от политической конъюнктуры; до тех пор, пока государство обеспечивает сегодняшних пенсионеров, приставив пистолет к виску будущих (обещая им платить пенсии, приставив пистолет к виску представителей следующего поколения), система пенсионного страхования будет оставаться бестолковой и неэффективной. Это и неудивительно, если учесть, что ее разрабатывали люди, сильно смахивающие на Гомера Симпсона. В отличие от эгоистов, преследующих личные интересы, альтруисты-патерналисты действуют неразумно, и последствия их деятельности оказываются катастрофическими.

Главная ошибка поборников патернализма заключается в убеждении, что людей можно облагодетельствовать насильно. Но для нормальных здравомыслящих людей благо — это то, что они сами считают благом. Как невозможно убедить человека силой, так невозможно и осчастливить. Блага нельзя навязать. Заставь человека насильно играть на скрипке, и он ее возненавидит. Посели аскета в лучшем номере отеля «Ритц-Карлтон», и он окончательно возненавидит роскошь. Нельзя заставить человека ценить даже саму жизнь. Если больной страдает от неизлечимого недуга и решает уйти из жизни, можно ли его облагодетельствовать, насильно удерживая в этом мире? Можно привязать его к кровати, можно насильно лечить и кормить, но ценить жизнь его не заставишь. Нельзя сделать человека счастливым, лишив его возможности выбора.