Бриджид Шульте - Мне некогда! В поисках свободного времени в эпоху всеобщего цейтнота

Исследование также говорит, что раннее обучение у профессиональных воспитателей помогает детям лучше развиваться и повышает их шансы на дальнейшие успехи в жизни. Лауреат Нобелевской премии, экономист Джеймс Хекман утверждает, что с финансовой точки зрения вложения в высококачественное раннее обучение имеют коэффициент окупаемости от 6 до 10 % (это выше, чем любой исторический максимум прибыльности на бирже), который выражается в хорошей успеваемости в учебе, высокой эффективности на работе и меньшей обузе для общества {245} 245 Economic Return on Early Childhood Investment // видеоролик YouTube, размещенный Oklakhoma Horizon TV 9 октября 2009 года // www.youtube.com/watch?v=sO2oFtY7tZA . См. также James J. Heckman and Dimitriy V. Masterov. The Productivity Argument for Investing in Young Children (T. W. Schultz Award lecture, Allied Social Sciences Association annual meeting, Chicago, January 5–7, 2007) // www.jenni.uchicago.edu/human-inequality/papers/Heckman_final_all_wp_2007–03–22c_jsb.pdf . Исследование Хекмана показывает, что доход от инвестиций в раннее обучение оказывается выше, чем 5,8 %, которые приносил фондовый рынок между 1945 и 2008 годами. Америка может остаться конкурентоспособной на мировой арене, только если в ней будут появляться специалисты, которые смогут выполнять то, чего не смогут другие, говорит Хекман. Он продолжает: «Образование – основа современной экономики. А что лежит в основе хорошего образования? Его хорошее начало». .

Другими словами, дети создают будущее. А их будущее начинается очень рано.

Я не выступаю за масштабные программы, финансируемые и управляемые правительством, напоминающие по своей сложности отделы регистрации транспортных средств. Но во всем, что касается ухода за маленькими детьми и программ поддержки семей, следует сделать что-нибудь получше.

Жена Бьюкенена Шелли молча приносит нам кофе и тихо скрывается за дверью.

Он продолжает с сожалением вспоминать те дни, когда Америка была «величайшей державой на Земле», отчасти потому, что для женщин было «нормально, понятно и естественно» хотеть выйти замуж и сидеть дома, воспитывая детей. Он говорит, что с тех пор, как матери стали работать, вырос уровень преступности и употребления наркотиков, а уровень образования стал значительно ниже.

Бьюкенен рос в то время, когда правительство масштабно пропагандировало возврат к семейным ценностям – за счет налогоплательщиков, конечно. После Второй мировой войны мужчины возвращались домой и на работу, и государству было нужно, чтобы отважные «клепальщицы Рози» [32] Клепальщица Рози – культурная икона США, представляющая американских женщин, работавших на фабриках во время Второй мировой войны, многие из которых производили боеприпасы и военные снаряжения. вернулись на кухни и позволили мужчинам занять их традиционное место. Киножурнал March of Time тех лет показывал эпизоды возврата людей к мирной жизни, где, в частности, говорилось: «Семья держится на мужчине – патриархе и кормильце, и на женщине – поварихе, домохозяйке и воспитательнице детей» {246} 246 The Life and Times of Rosie the Riveter, режиссер Connie Field (Berkeley, CA: Clarity Films, 1980). Документальный фильм включает киножурнал March of Time и кинохронику «Брак и развод», дата выпуска 20 февраля 1948 года. . Черно-белая пленка, которую показывали во всех кинотеатрах, предупреждала, что экономическая независимость женщин была одной из самых «тревожных тенденций» в обществе, и «эксперты» утверждали, что работающие матери не выполняли предопределенные природой обязанности, они были несчастными и разочарованными, а их дети не знали, что такое материнская любовь, потому что вместо построения семейных отношений женщины начинали «конкурировать» со своими мужьями. В фильме показывали трудных подростков с сигаретами в зубах и хулиганов. Утверждалось, что все это происходило потому, что их матери в это время работали, а не занимались семьей.

– В 30-х, 40-х и 50-х годах прошлого столетия люди считали семью самым главным в жизни, – говорит Бьюкенен. – Нынешнее поколение все делит на «я» и «мне». Они эгоисты. Они не в состоянии думать о семье.

– Можно вопрос? – говорю я. – Как вы думаете, должны ли работать женщины?

– Вы говорите о матерях, которые вынуждены работать для того, чтобы прокормить детей, или о тех, кто просто хочет работать? – отвечает Бьюкенен вопросом на вопрос.

– А это важно? – спрашиваю в свою очередь я.

Здесь мы ненадолго остановимся. Этот отвратительный двойной смысл самого вопроса «должны ли матери работать» прекращает любые осмысленные дискуссии на тему того, насколько изменились семьи с 1971 года. Сторонники разумной политики социальной поддержки говорят, что и отцы, и матери должны работать, чтобы содержать семьи. Это абсолютно справедливо для миллионов семей. Но как только вы достигаете определенного уровня дохода, этот аргумент отпадает. Консерваторы могут указывать на ваши хорошие дома, новую домашнюю технику и большие автомобили и говорить, что на самом деле у вас нет необходимости работать. Вы можете урезать свои расходы. Купить подержанную машину. Жертвовать всем. Но если вы не хотите этого, если вы выбираете карьеру, то вы жадная эгоистка и плохая мать. А если вы выбираете карьеру, чтобы позволить себе купить большой дом, то почему мои кровные деньги должны уходить в виде налогов на поддержание вашего бессердечного образа жизни? Если работающей матери вечно не хватает времени, если она постоянно беспокоится о детях и испытывает чувство вины, то зачем все это? Вы этого хотели? Получите. Как Бьюкенен сказал мне: «Сама мысль, что оба родителя пойдут работать и заявят, что налогоплательщики обязаны содержать их отпрысков, мне кажется бредовой».

Но такой узкий взгляд лишает и мужчин, и женщин возможности заниматься любимым делом, профессионально развиваться и оставить заметный след в обществе. Разве все дело только в экономике? Может ли возврат в 50-е годы прошлого века быть решением проблемы XXI столетия? Я спрашиваю Бьюкенена:

– А что произойдет с экономикой, если вся интеллектуальная элита бросит работать?

Бьюкенен фыркает.

– Не хочу показаться высокомерным, но только 5–10 % всего населения двигают это общество вперед, – говорит он. – Большинство выполняет функции обслуги. Моя мать растила девятерых детей, пока они не получили образование и не покинули отчий дом. Это лучший вклад в развитие общества, чем вклад женщины, которая хочет подождать с детьми, пойти на работу и позволить себе «хорошую» жизнь. Да, теперь она может сделать выбор между работой и детьми. Но вопрос остается вопросом: что из перечисленного лучше для страны и экономики?

Но почему у людей должен быть этот выбор?

За несколько месяцев до встречи с Бьюкененом я сидела в машине во время семейной вылазки с тремя поколениями родных мужчин: мужем Томом, сыном, племянником и своим восьмидесятичетырехлетним отцом. Все они слышали, как я интервьюировала по мобильному телефону мужчин, которые боролись за предоставление отпуска по уходу за детьми и гибкий график работы или которые хотели сами сидеть дома с детьми. Мой пятнадцатилетний племянник Уайетт воскликнул: «Круто!» Муж сразу ответил: «Я бы предпочел работу». Мой папа сначала задумался, а потом сказал: «Бриджи, ты должна понять. В жизни каждого мужчины приходит время, когда он должен решить, кто он такой, кем он собирается стать. Стану ли я врачом? Или адвокатом? Что я сделаю со своей жизнью?»