Ирина Хакамада - В предвкушении себя. От имиджа к стилю

Еще год я держалась на политико‑профессиональной сцене. Создала партию. Естественно, мне не дали ее зарегистрировать. Объединила структуру с Михаилом Касьяновым. Но «бозон Хиггса» исчез. Я становилась пустым колоколом, звук не шел, звонарь устал. Драйв заканчивался уже тогда, в 2002‑м, и пропал к концу 2005 г. Высшую точку я прошла с честью, пора было уходить.

И я ушла. В никуда, совершив политическое харакири.

Выводы

• Средний срок становления имиджа «профессионала‑тяжеловеса» — от семи до десяти лет.

• Спасение от статуса и гордыни — в детских безответственных мечтах.

• Возврат к мечте из детства часто спасает от совсем взрослых бед.

• Карьера = драйв. Исчез драйв — пора менять профессию.

• Уходить лучше на пике успеха, чем тянуть до бесконечности из чувства страха перед будущим.

Я ликвидировала офис, рассталась с большинством сотрудников и решилась на передышку. Наступила ТИШИНА. После двух десятков лет бесконечной борьбы я прямо‑таки по известной песне «Наутилуса Помпилиуса» легла на вершине холма и посмотрела в небо. Оно было бескрайнее и без каких‑либо знаков, предсказывающих будущее. Сознание вспыхивало кратковременными вспышками паники. Как же жить, если ничего не делать? Но их быстро гасило ощущение правильности поступка. Политическое честолюбие покинуло меня, мой восходящий поток закончился, а болтаться между небом и землей было невыносимо. Я настраивалась на уединение вне социальной спешки и суеты. Семья, лечение ребенка и познание мира — вот что мне оставалось. Наступила большая пауза.

Три чувства обуревали меня: печаль, смирение и жажда возродить в себе энергию созидания. Первое пришло мгновенно, второе — чуть позже, а с третьим — проблема.

Другой бы впал в депрессию. Но я держалась по нескольким причинам:

• Решение уйти — шаг с моей стороны добровольный. Были предложения остаться как в оппозиционной работе, так и войти в исполнительную власть. Даже на дополнительных выборах по округу в Екатеринбурге предлагалось поддержать меня в качестве кандидата в депутаты. Я все отмела.

• Опыт предыдущих коллизий научил терпению. Если не знаешь, что делать, делай, что знаешь или что можешь.

Я задумалась над списком того, что могу в состоянии ну не жестокой депрессии, но душевного кризиса. Список на удивление получился длинным.

Могу:

• вытаскивать дочку на последней стадии лечения;

• заняться здоровьем и более вдумчивым видом спорта;

• изменить имидж;

• обустроить уютное гнездо, где мне будет легко закрыться от мира;

• путешествовать;

• углубиться в новые увлечения;

• комментировать политические события и писать посты в Интернете; бывших политиков не бывает, будем переквалифицироваться в независимого эксперта с расплывчатым статусом «общественный деятель»;

• написать сценарий для фильма и попробовать собрать деньги и команду для его съемки.

Ну вот, это уже что‑то. Главное, не спешить, если, как говаривал один из моих предыдущих мужей, уже везде опоздал.

Я начала с имиджа. Очень захотелось уйти от образа политической, пусть и современной, дамы к легкой, чуть богемной внешности свободного эксперта или художника. Требовалась моральная компенсация. И я ее начала творить. Я отрастила длиннющую косую челку, как у мальчиков с подиума на показе D&G. Виски короткие, по бокам все убрано, а челка справа налево на пол‑лица. Меня перестали узнавать: волосы закрыли лицо. Прекрасно.

Следующий шаг: просто маниакальный поиск креативных оправ для очков. Вся моя новая свобода вылилась в странные, иногда затемненные очки. Мне больше не надо было заигрывать с избирателями. Я делала все, что хотела. В очках мой индивидуализм проявился наиболее ярко. Одна оправа была похожа на нижние половинки циферблата. Другие напоминали старый велосипед, третьи — вечерние, усыпаны стразами так, что кич превращался в стиль. Фантазия моя не имела границ, очки валялись по всей даче, кучками собирались в неожиданном месте, как, впрочем, зажигалки и ручки.

Следующий шаг — спорт. Я, несмотря на занятость и стрессы, не прекращала поддерживать форму, перейдя от аэробики к бегу на пять километров, железу и фитнесу. Все было сильно и агрессивно. Теперь захотелось вдумчиво и спокойно. Я увлеклась йогой. В клубе присоединилась к группе, растворилась среди «девочек» разного возраста, как в далекие кооперативные времена, и два раза в неделю входила в физический транс. Постепенно стало получаться, начала тянуться, стала гибкой. Но продолжала бегать. Темп жизни изменился. Я могла высыпаться и тратить время исключительно на себя. Вначале по привычке я просыпалась рано, собиралась куда‑то бежать. Сообразив, что некуда, расстраивалась. Потом поняла, что так нельзя. И решила ограничить еду после семи вечера и усилить спорт. Иначе конец. Темп жизни слишком резко поменялся. Раньше на стрессе — все горело. Теперь не горело ничего: ни душа, ни жир. Значит, следим за собой.

Еще один способ держать себя в руках и стабилизировать психику — попытаться имитировать занятость. Стиль жизни лучше менять медленнее, чем сферу своей реализации. Я понимала, что свободное время для меня сейчас — убийца. Киллера пришлось обманывать.

Я с головой ушла в китайскую каллиграфию. В 1999 г. после теледебатов у Соловьева ко мне подошла прекрасная интеллигентная женщина, как оказалось, по профессии психолог. Она объяснила, что я горю на костре политической борьбы и сгорю в пепел, если у меня не появится хобби — некоторое увлечение, связанное с мелкой моторикой. Графика, живопись, вязание, шитье, кулинария — все что угодно, что включается в любой момент усталости. Я отмела все перечисленное, кроме кулинарии. Люблю готовить и очень хорошо переключаюсь на процесс. Но! Делать это в любой момент невозможно, да и есть я настолько не люблю, а едоки тоже держат фигуру — и муж, и дочка. Я отрывалась только на выходных, когда приезжали в гости молодые с женами или друзья. Мелкая моторика никак не обретала в моей голове форму приятного занятия. Я уже решила, что ничего не выйдет, но помогла случайность. Года через два кто‑то из любви к эстетике купил китайскую кисть. И я туда же. Притащила домой, поставила на стол, начала любоваться ее восточной изящной красотой. И вдруг пробило: китайское искусство каллиграфии. Миллион раз видела летящие стрелы над героем, который пишет кистью на бумаге или палочкой на песке. А я даже собственную фамилию Хакамада изобразить не могу. Только через год я нашла преподавателя и начала учиться, но времени не хватало. Потом выборы и болезнь дочери.