Юрий Щербатых - Семь смертных грехов, или Психология порока для верующих и неверующих

Ну а теперь вернемся к любвеобильному дядюшке Потемкину. Следующей племянницей, которая попала в постель к своему дяде и всесильному фавориту, была Варвара, но как только она надоела Потемкину, он предложил ее в жены подчиненному генералу. В своих воспоминаниях Лев Николаевич Толстой рассказывает о своем деде со стороны матери следующее: «Про деда я знаю то, что, достигнув высоких чинов генерал-аншефа при Екатерине II, он вдруг потерял свое положение вследствие отказа жениться на племяннице и любовнице Потемкина Вареньке Энгельгардт. На предложение Потемкина он отвечал: «С чего он взял, чтобы я женился на его б…». За этот ответ он не только остановился в служебной карьере, но был сослан воеводой в Архангельск, где пробыл до воцарения Павла. Потемкин предложил Вареньку князю С. Ф. Голицыну, получившему вследствие этого чины, ордена и награды.

Следующая племянница Потемкина – Екатерина Васильевна, была привезена вместе с сестрами в Петербург в 1776 году, когда дядя-фаворит достиг верха почестей, и сделана фрейлиной императрицы. Здесь ее постигла та же судьба, что и ее сестер Александру и Варвару. «Она из всех сестер была самой пригожей, и дядюшка в нее влюбился. «Влюбиться» на языке Потемкина значило наслаждать плотью; любовные его интриги оплачивались от казны и милостью и разными наградами, которые потом обольщали богатых женихов и доставляли каждой племяннице, сошедшей с ложа сатрапа, прочную фортуну», – так пишет князь И. М. Долгорукий. двоюродный брат графа Скавронского. Без всякого образования, не отличаясь умственными способностями, Екатерина Энгельгардт, кроткая, вечно скучающая, не создана была для бурных страстей – своим добрым и мягким сердцем она поверила пылкой, как ей казалось, любви дяди и отдалась ему не любя, чтобы не причинить ему огорчения.

Сам Потемкин, впрочем, далеко не так увлекался ею, как ее сестрами, несмотря на то, что она была обворожительно хороша, но зато связь его с ней была продолжительнее. Она пользовалась хорошим расположением Екатерины и в 1780 году в числе четырех фрейлин сопровождала императрицу в поездке ее в Белоруссию. Здесь и встретил ее граф П. М. Скавронский и, несмотря на то, что ему была известна ее связь с Потемкиным, он женился на ней. Она выпросила мужу несколько чинов и орденов, и когда муж был направлен в Неаполь, то, к большому огорчению мужа, Потемкин ее не отпустил к супругу, не желая расстаться с «ангелом во плоти». И два года, оставаясь в Петербурге с Потемкиным она услаждала своего дядю всеми женскими прелестями, к неудовольствию императрицы. Лишь когда Потемкин отбыл в армию, больной муж уговорил свою жену приехать к нему, но вскоре он скончался. Екатерина Скавронская, вероятно, еще долго оставалась любовницей Потемкина, несмотря на замужество. «Между нею и ее дядей все по-старому, – доносил Кобенцль императору Иосифу II. – Муж очень ревнует, но не имеет смелости этому воспрепятствовать». У нее родились две дочери: Екатерина вышла замуж за князя П. И. Багратиона, а Мария за графа Палена, и от этого брака родилась Ю. Самойлова – большая любовь Карла Брюллова и его главная натурщица. [78]

Григорий Потемкин

Екатерина Скавронская

Татьяна Васильевна, самая младшая из племянниц Потемкина, была в 12 лет уже пожалована фрейлиной к Екатерине II. Приехавшая в это время герцогиня Кингстон была так очарована молодой красавицей, что хотела сделать ее наследницей своего колоссального состояния, если она поедет с ней в Англию, но Татьяна отказалась. Племянница светлейшего князя не нуждалась в миллионах герцогини: подобно своим старшим сестрам, она получила большое приданое. Хотя она не сыграла в жизни дяди особой роли, все же ее красота держала Татьяну некоторое время около дяди. Когда ей исполнилось 16 лет, Потемкин выдал ее за своего родственника М. С. Потемкина, старше ее на 25 лет.

Наиболее отвратительные примеры греха похоти мы можем наблюдать в эпоху позднего Рима, где сочетались абсолютная власть, отсутствие морали и стремление к получению все новых и новых удовольствий. Такой испорченности нравов, какая наблюдалась у римских императоров того времени, человечество, наверное, не знает. Примеры этих животных, которых трудно назвать людьми, показывают, как легко может скатиться в пучину смертного греха человек, облеченный неограниченной властью и желающий получать удовольствия любой ценой. В подтверждение приведем эпизоды из жизни трех тиранов – Тиберия, Нерона и Калигулы, – описанные историком Светонием.

Тиберий. «На острове Капри, оказавшись в уединении, Тиберий дошел до того, что завел особые постельные комнаты, гнезда потаенного разврата. Собранные толпами отовсюду девки и мальчишки наперебой совокуплялись перед ним по трое, возбуждая этим зрелищем его угасающую похоть. Спальни, расположенные тут и там, он украсил картинами и статуями самого непристойного свойства и разложил в них книги Элефантиды, чтобы всякий в своих трудах имел под рукою предписанный образец. Даже в лесах и рощах он повсюду устроил Венерины местечки, где в гротах и между скал молодые люди обоего пола предо всеми изображали фавнов и нимф. За это его уже везде и открыто стали называть «козлищем», переиначивая название острова.

Но он пылал еще более гнусным и постыдным пороком: об этом грешно даже слушать и говорить, но еще труднее этому поверить. Он завел мальчиков самого нежного возраста, которых называл своими рыбками и с которыми он забавлялся в постели. К похоти такого рода он был склонен и от природы и от старости. Говорят, даже при жертвоприношении он однажды так распалился на прелесть мальчика, несшего кадильницу, что не мог устоять, и после обряда чуть ли не тут же отвел его в сторону и растлил, а заодно и брата его, флейтиста; но когда они после этого стали попрекать друг друга бесчестием, он велел перебить им голени». [79]

Гай Калигула.«Стыдливости он не щадил ни в себе, ни в других. Не говоря уже о его кровосмешении с сестрами и его страсти к блуднице Пираллиде, ни одной именитой женщины он не оставлял в покое. Обычно он приглашал их с мужьями к обеду, и когда они проходили мимо его ложа, осматривал их пристально и не спеша, как работорговец, а если иная от стыда опускала глаза, он приподнимал ей лицо своею рукою. Потом он при первом желании выходил из обеденной комнаты и вызывал к себе ту, которая больше всего ему понравилась; а вернувшись, еще со следами наслаждения на лице, громко хвалил или бранил ее, перечисляя в подробностях, что хорошего и плохого нашел он в ее теле и какова она была в постели. Некоторым, в отсутствие мужей, он послал от их имени развод и велел записать это в ведомости». [80]