Азбука для несовершеннолетних: Сборник

Я люблю читать. Прочла много книг. Мне кажется, что герои книг – необыкновенные люди. Есть ли сейчас такие? Если бы ты знал, «Собеседник», как я завидую жившим во время революции, первых пятилеток, Великой Отечественной, поднятия целины! Вот были люди! И у всех у них в жизни была какая-то цель. А какая цель у меня? Получить профессию, выйти замуж? Все это кажется таким обычным.

Дело в том, что у нас, у нашего поколения есть все. Мы не голодаем, не живем на улицах под открытым небом, мы хорошо одеваемся (опять-таки с помощью родителей), о войне читали лишь в книгах, газетах или видели ее по телевизору. Почему же мне чего-то не хватает? Да, я мечтаю о подвигах (да и кто об этом не мечтает?), я хочу, чтобы моя жизнь не была скучной, однообразной. Но как, как этого добиться? Меня часто называют «слишком романтичной», говорят, что я «многого хочу». Но разве можно жить иначе?

Я не пишу фамилии, понятно почему. И все-таки я уверена, что не только я так думаю и что со мной согласятся многие.

С уважением, Лена, 17 лет. Елец».

Однажды, рассказывают, Александр Грин слушал чтение новой повести молодого автора. Очень внимательно и очень доброжелательно слушал: в нем всегда жила, не всегда выходя наружу, суровая нежность к людям. И вдруг рассердился – услышал в повести такие слова: «Небо было как небо».

«Небо было как небо... – повторял Грин, нахмурившись. – Небо – как небо?». И добавил расстроенно: «Так – нельзя».

Мне вспоминается этот маленький эпизод из жизни большого романтика, когда я читаю письмо Лены. «Слишком ты романтична», – говорят ей подруги, и в этом утверждении слышится упрек: «Много хочешь», и в этом упреке слышится вопрос: «Что тебе еще нужно?»

«У нас, у нашего поколения есть все, – утверждает, впрочем, и сама Лена. – Мы не голодаем, не живем на улицах под открытым небом (небо – как небо?), мы хорошо одеваемся, о войне читали лишь в книгах, газетах или видели ее по телевизору». Это общее для всего поколения благополучие Лена дополняет своим, личным: отличница – что не так часто сегодня встречается в десятом классе и хотя бы поэтому дает основание для определенной гордости собой. Общественница – и это, как известно, должно существенно наполнять жизнь. Дисциплинированна, что тоже, как всякое умение владеть собой, приносит удовлетворение.

И вдруг такая неудовлетворенность...

Такое томление души, такое ощущение неполноты жизни, такая обделенность даже! Все, кажется, есть для счастья, нет только одного – самого счастья. Отчего так? Почему? – спрашивает Лена, вынося свои вопросы на наш с вами суд. Как часто мы еще боимся этой смутной, вдруг подступающей к тебе и в середине пути, не только у его начала, тоски, как гоним от себя эти внезапно настигающие во вполне благополучных буднях вопросы, свидетельствующие о каком-то ином неблагополучии, как часто ссылаемся при этом то на атмосферное давление, то на солнечную активность, то на расстроенные нервы – все лучше, кажется, чем эта неудовлетворенность. И не понимаем того, что она-то, быть может, и есть лучшее в нас – нет ничего хуже, как известно, самодовольного оптимизма.

Первое, что хотелось бы сказать Лене: как хорошо, что ты этого самодовольства лишена! Одни люди ставят перед собой цели, другие повинуются лишь своим желаниям. Судя по письму, Лена принадлежит к первым. Когда нет цели – все может стать целью, чему немало, увы, свидетельств находится в редакционной почте. Сколько еще вслед за тем незадачливым автором могут сказать: а небо? Что небо? Небо как небо...

Лена же рвется вперед и выше. Она в самом деле, тут подруги правы, многого хочет, хотя это многое укладывается всего в три вопроса: кто я? Зачем я живу? Что хорошего сделал? Всего три вопроса, а чтобы ответить на них, иным не хватило и жизни. Вечные вопросы. Какое счастье, что Лена их задает! Уже сам вопрос о смысле жизни придает жизни смысл. Но вот беда: ответы на вечные вопросы вылиты ведрами, а приняты – каплями. Смысл вопроса о смысле жизни в том, видимо, и состоит, что он возникает у тебя, несмотря на ответы, найденные до тебя. Потому они и вечные, что каждый человек вечно будет отвечать на них сам.

Взгляд Лены с завистью устремлен в прошлое – туда, где первые пятилетки, война, целина... Тогда, считает она, сама история ставила перед человеком цель: преодолеть разруху, накормить голодных, одолеть врага, обустроить землю. А сейчас? Такая обыкновенная жизнь – а она стремится к чему-то необыкновенному. Такие будни – а ей так хочется романтики. Такая проза – а душа жаждет поэзии. Конечно, можно бы сказать Лене: и первые пятилетки, и целина – это не только порыв и подвиг. Это прежде всего работа. Даже на войне, говорят солдаты, самым главным тоже была работа. Конечно, можно было бы напомнить Лене, что и сегодня ведь никто не застрахован от того, что на поле не загорится трактор, как у Анатолия Мерзлова, или не направит на тебя дуло пистолета бандит, как на Надю Курченко, или не случится несчастье в шахте, как у Игоря Игнатьева.

И все же... И все же честнее, мне думается, в чем-то согласиться с Леной. Сегодня, когда жизнь не требует от тебя каждый день бросаться на амбразуру, жить, взмывая в небо, а не только бездумно волочась по земле, – труднее. Мы вообще, наверное, слишком часто говорим, что нынешним семнадцатилетним, поскольку им все далось легко, жить легче: «А в иные годы...»

Но у них свои годы. Вот эти, наши. Письмо Лены напоминает нам известную формулу Достоевского: «Наестся человек и... тотчас скажет: «Ну вот, я наелся, а теперь что делать?»

Лена мечтает о подвиге. Но сегодня спрос, если так можно выразиться, скорее не на подвиг, а на подвижничество. Слова эти одного корня, но понятия выражают тем не менее различные. Подвижничество предполагает протяженность деяния часто малозаметного, негромкого, непрестижного. Целина поднята, да, но ведь ее надо пахать. Кому-то всегда надо пахать...

Вот к этому готовит себя Лена?

Она мечтает о трудностях, но, быть может, труднее всего дается человеку умение будни поднимать до праздника, быт – до бытия, дело – до деяния.

Как обычную жизнь наполнить высоким смыслом? – вот главный вопрос, который вытекает из письма Лены. Думается, его следует обсудить сообща.

Лена, сама того, быть может, не подозревая, подсказывает нам и то, от чего следует всех предостеречь.

«Получить профессию, выйти замуж? Все это кажется таким обычным», – пишет Лена. Как сказать... Можно сказать, «профессия» или того проще: «поступление в институт». А можно сказать: «Дело, которому я служу». Цель жизни может не исчерпаться делом. Но именно дело человека – главный проводник цели. И совсем необязательно эдакое романтичное дело. Мне приходилось как-то на страницах газеты рассказывать о дворнике, делегате комсомольского съезда, который так относился к своему, прямо скажем, не очень ныне престижному делу, что ощущал свою значимость и достоинство, будто он космонавт на орбите. Всякий полет все же, не будем это забывать, начинается с земли. Случайно ли Лена ни словом не обмолвилась в письме о том, кем хочет стать? Это на пороге-то аттестата зрелости. Мечтая о крыльях, не будем забывать заботиться и об обуви...