Ирвин Ялом - Проблема Спинозы

— Верно, что Тора называет Адама первым человеком. И верно, что она говорит, что его сын Каин женился. И уж, наверное, мы имеем право задать очевидный вопрос: если Адам был первым человеком, тогда откуда могла взяться женщина, на которой мог жениться Каин? Этот вопрос — его называют «доадамовым» — обсуждается в изучении Библии более тысячи лет. Так что, если ты спросишь меня, басня ли это, я отвечу «да»: эта история — всего лишь метафора.

— Ты говоришь так, потому что не понимаешь ее! Разве твоя мудрость превосходит мудрость Божию? Неужто ты не знаешь, что есть причины, по которым мы не можем ведать и должны полагаться на наших рабби в толковании и разъяснении Писания?

— Такая позиция замечательно удобна для раввинов, Габриель. Профессиональные служители религии во все времена стремились к тому, чтобы быть единственными толкователями таинств. Очень выгодное положение.

— Отец Сары сказал, что эта дерзость — подвергать сомнению Библию и нашу религию — оскорбительна и опасна не только для евреев, но и для христианской общины. Библия священна и для них!

— Габриель, ты считаешь, что мы должны отвергнуть логику, отвергнуть наше право на сомнения?

— Я не оспариваю твое личное право на логику и твое право на сомнения в раввинском законе. Я не подвергаю сомнению твое право сомневаться в святости Библии. На самом деле я не оспариваю даже твое право гневаться на Бога. Это — твое дело. Возможно, это твоя болезнь. Но ты вредишь мне и сестре отказом держать свои взгляды при себе!

— Габриель, этому разговору об Адаме и Еве с рабби Мортейрой уже больше десяти лет! После него я не высказывал свое мнение. Но два года назад я принес клятву вести праведную жизнь, что включала и обещание больше никогда не лгать. Таким образом, если меня спрашивают о моем мнении, я излагаю его правдиво — именно поэтому я отказался ужинать с отцом Сары. Но прежде всего, Габриель, вспомни о том, что мы — отдельные души, разные люди. Другие не путают тебя со мной. Они не считают тебя ответственным за блуждания твоего старшего брата.

Габриель встал и вышел из комнаты, качая головой и бормоча:

— И это — мой старший брат! Лепечет, как неразумное дитя.

Через три дня бледный и взволнованный Альфред попросил о личной встрече с герром Шефером.

— У меня проблема, герр Шефер, — начал Альфред, открывая свой портфель и вынимая из него семисот- страничную автобиографию Гете, между страницами которой торчали несколько криво оторванных клочков бумаги. Он раскрыл книгу на первой закладке и ткнул пальцем в текст. — Герр Шефер, Гете упоминает Спинозу вот здесь, в этой строчке. А потом еще здесь, парой строчек ниже. Но потом идут несколько параграфов, где это имя не появляется, и я не могу уяснить, о нем это или нет. На самом деле, я большую часть этого просто не понимаю. Это очень трудно! — Он перевернул страницы и указал на другой раздел: — Вот, и здесь то же самое! Он упоминает Спинозу два или три раза, потом четыре страницы идут без всякого упоминания. Насколько я могу судить, здесь неясно, говорит он о Спинозе или о ком-то другом. Он еще пишет о каком-то человеке по имени Якоби… И так повторяется еще в четырех других местах. Я понимал «Фауста», когда мы читали его в вашем классе, и понимал «Страдания молодого Вертера», но здесь, в этой книге, я читаю страницу за страницей — и ничего не понимаю!

— Чемберлена-то читать гораздо легче, не так ли? — сказал герр Шефер, но мгновенно пожалел о своем сарказме и поспешил добавить более мягким тоном: — Вы можете не уловить смысла всех слов Гете, Розенберг, это вполне понятно. Но вы должны сознавать, что это — не строго организованная работа, а вереница воспоминаний о его жизни. Вы когда-нибудь сами вели дневник? Или, может быть, пробовали писать о своей жизни?

Альфред кивнул:

— Да, пару лет назад, но я вел его всего несколько месяцев.

— Что ж, расценивайте эту книгу как что-то вроде дневника. Гете писал его не столько для своего читателя, сколько для самого себя. Поверьте мне, когда вы станете старше и больше узнаете об идеях Гете, вы лучше поймете и оцените его слова. Позвольте-ка… — Взяв у Альфреда книгу и просмотрев заложенные страницы, герр Шефер воскликнул: — А, я вижу, в чем проблема! Вы подняли обоснованный вопрос, и мне необходимо пересмотреть ваше задание. Давайте пройдемся по этим двум главам…

Сдвинув вместе головы, герр Шефер и Альфред надолго углубились в текст, и герр Шефер попутно помечал в блокноте номера страниц и строк.

Отдавая Альфреду блокнот, он сказал:

— Вот что вы должны переписать. Помните, три разборчиво написанные копии! Но тут есть одна загвоздка. Это получается всего двадцать или двадцать пять строк — задание намного более короткое, чем первоначально назначил вам директор, и я сомневаюсь, что такой объем его удовлетворит. Поэтому вы должны кое-что сделать дополнительно: выучите эту сокращенную версию наизусть и расскажите ее на нашей встрече с директором Эп- штейном. Думаю, он сочтет это приемлемой заменой.

Заметив тень сердитой гримасы на лице Альфреда, герр Шефер добавил:

— Альфред, хотя мне не нравится эта перемена в вас — вся эта чушь о расовом превосходстве, — я по-преж- нему на вашей стороне. В течение прошлых четырех лет вы были хорошим и послушным студентом — правда, как я вам не раз говорил, могли бы проявлять и большее усердие. Уничтожить собственные шансы на будущее, не получив аттестата, — для вас это было бы настоящей трагедией. — Он выждал, чтобы последняя фраза как следует запомнилась. — Мой вам совет: вложите всю душу в это задание. Директор Эпштейн захочет большего, нежели простое переписывание и пересказ. Он будет ждать от вас понимания того, что вы прочли. Так что старайтесь, старайтесь, Альфред. Лично я хочу увидеть вас успешным выпускником.

— А можно, я все же покажу вам свой экземпляр, прежде чем писать две другие копии?

Бездушный ответ Альфреда неприятно царапнул его самолюбие, но герр Шефер сдержался, ответив:

— Если вы будете следовать моим инструкциям, изложенным в блокноте, в этом не будет необходимости.

Когда Альфред развернулся, собираясь уйти, герр Шефер окликнул его:

— Розенберг, минуту назад я протянул вам руку помощи. Я сказал, что вы были хорошим студентом и что я хочу видеть вас с аттестатом в руках. Неужели вы ничего не хотите сказать в ответ? В конце концов, я был вашим учителем четыре года!

— Да, герр Шефер.

— Да, герр Шефер?

— Я не знаю, что сказать.

— Хорошо, Альфред, можете идти.

Герр Шефер уложил в свой портфель студенческие работы, взятые на проверку, решил выбросить Альфреда из головы и стал думать о своих двух детях, о жене и о шпацле [29] Шпацле — домашняя лапша, обжаренная с сыром. и вериворсте [30] Вериворст — кровяная колбаса с перловой крупой. , которые она обещала к сегодняшнему ужину.