Виктор Франкл - Воля к смыслу

Из этого не следует, что человек всегда в состоянии найти правильный ответ или верное решение каждой проблемы, а также смысл своего бытия. Скорее, верно обратное: как конечное существо, человек не гарантирован от совершения ошибки и поэтому рискует ошибиться. Я хочу еще раз процитировать Гёте, который сказал: «Мы должны всегда целиться в бычий глаз, несмотря на то что знаем, что не сможем попадать в него всегда». Или, говоря более прозаически: мы должны стараться достичь самого лучшего — в противном случае мы не сможем добиться даже относительно хорошего.

Когда речь шла о воле к смыслу, я говорил о смысловой ориентации и смысловой конфронтации; коль скоро речь зашла о смысле жизни, я должен сказать о смысловой, или экзистенциальной, фрустрации. Это то, что можно назвать коллективным неврозом нашего времени. Декан одного американского университета рассказал мне, что в своей работе он постоянно сталкивался со студентами, которые жаловались на бессмысленность жизни и которые пребывали в пустоте, которую я назвал «экзистенциальным вакуумом». С этим связано немало случаев самоубийств среди студентов.

Кроме этого, следует сказать о так называемой глубинной психологии, которую кто-то называет высшей психологией. Эта психология справедлива для высших проявлений человека, его чаяний, включая разочарования. Фрейд был достаточно гениален, чтобы сознавать ограниченность своей системы, как тогда, когда он признался Людвигу Бинсвангеру в том, что он «всегда ограничивал» себя «первым этажом и фундаментом здания» [10] Ludvig Binswanger, Sigmund Freud: Reminiscences of a Frienship New York: Grime & Stratton, Inc., 1957, p. 96. .

Один психолог — представитель высшей психологии в смысле, обозначенном выше, сказал, что нужны «убеждения и вера, достаточно сильные, чтобы они воодушевили людей очиститься и побудили их жить и умирать за нечто более величественное и прекрасное, нечто большее, чем они сами» и что студентов следует учить тому, что «идеалы — то, без чего невозможно выжить» [11] Это ни идеализм, ни материализм, это просто реализм. Я такой же реалист, как Гёте, который сказал: «Когда мы воспринимаем человека таким, какой он есть, мы делаем его хуже; но когда мы воспринимаем человека таким, каким он должен быть, мы продвигаем его к тому, чем он может быть». Если я измеряю у пациента кровяное давление и нахожу его слегка повышенным, и затем сообщаю ему об этом, то я на самом деле не говорю ему правду, поскольку он встревожится и давление крови повысится у него еще больше. Если я скажу ему, напротив, что ему не о чем беспокоится, я не совру, потому что он успокоится и давление крови у него нормализуется. .

Кто же этот психолог — представитель высшей психологии, которого я только что цитировал? Автор — не логотерапевт, не психотерапевт, не психиатр и не психолог, это астронавт Джон Гленн, представитель действительно «высшей» психологии...

Чаще, чем когда-либо, психоаналитики сообщают, что они сталкиваются с новым типом невроза, который характеризуется, главным образом, потерей интереса и безынициативностью. Они жалуются, что в таких случаях традиционный психоанализ не эффективен. Снова и снова психиатры принимают пациентов, которые сомневаются в том, что жизнь имеет какой-то смысл. Такие случаи я называю «экзистенциальным вакуумом». Что касается того, насколько часто встречается данный феномен, я использую данные исследования, проведенного среди моих студентов в Венском университете: только 40% студентов (немцев, швейцарцев и австрийцев), посещавших мои лекции в Германии, утверждали, что они на своем собственном опыте испытали чувство крайнего абсурда, в то время как уже не 40, а 81% студентов (американцев), посещавших мои лекции в Англии, признались, что испытали тот же опыт. Из данного процентного соотношения мы не делаем вывод о том, что экзистенциальный вакуум является преимущественно американским заболеванием; он, скорее, является явлением, сопутствующим индустриализации.

Мне представляется, что экзистенциальный вакуум является следствием двойной потери: потери инстинктов, обеспечивающих безопасность животного в окружающем мире, и в более поздний период потери традиций, которым подчинялась жизнь человека в прежние времена. Сегодня инстинкты не подсказывают человеку, как он должен действовать, равно как и традиции больше не являются руководством к действию.

Готова ли психотерапия иметь дело с нуждами современности? Помимо прочего, я считаю небезопасным для человека сводить поиск смысла к стереотипным интерпретациям, утверждающим, что это — «не что иное, как защитные механизмы» или «вторичная рационализация». Я думаю, что поиск человеком смысла своего существования и даже простой интерес к нему, то есть его духовные чаяния, равно, как и его духовные разочарования, должны быть оценены по достоинству и не должны ни подавляться, ни устраняться через анализ [13] Мой пациент, профессор Венского университета, обратился в мою клинику из-за того, что мучился вопросом смысла своей жизни. Оказалось, что он страдал от рецидивной эндогенной депрессии. Однако в периоды болезни он не сомневался в смысле своей жизни, сомнения приходили тогда, когда он чувствовал себя здоровым. . Поэтому я не разделяю точку зрения Фрейда, которую он выразил в своем письме к княгине Бонапарте: «В тот момент, когда человек спрашивает о смысле и ценности жизни, он болеет» [14] Letters of Sigmund Freud, ed. Ernst L. Freud, New York: Basic Books, Inc., I960. . Скорее я подумаю, что такой человек только доказывает, что он — человек. Я помню, как мой научный руководитель в высшей школе однажды объяснил, что жизнь, в конечном счете, — не что иное, как процесс окисления. Услышав это, я вскочил и запальчиво спросил: «Если это так, то в чем смысл жизни?» Возможно, этим вопросом я впервые актуализировал свое духовное «я».

Стремление найти смысл жизни — это не просто «вторичная рационализация» инстинктивных влечений, это главная мотивационная сила в человеке. В логотерапии мы говорим в данном контексте о воле к смыслу в противоположность как принципу удовольствия, как и принципу воли к власти. В самом деле, «удовольствие» — это не цель человеческих устремлений, но, скорее, их побочный продукт; и «власть» это не цель, но средство, ведущее к цели. Таким образом, представители школы «принципа удовольствия» ошибаются, когда рассматривают побочное следствие в качестве цели, а сторонники школы «воли к власти» заблуждаются, когда рассматривают средства как цель.

Психотерапия пытается привести пациента к осознанию того, к чему он реально стремится в глубине своего «я». Выводя то или иное содержание в сознание, логотерапия не ограничивается инстинктивным бессознательным, но также учитывает духовные чаяния человека: она старается извлечь его стремление к смыслу жизни, прояснить смысл его существования. Другими словами, мы должны углублять самопонимание наших пациентов не только на субчеловеческом, но и на человеческом уровне. Пришло время ввести понятие так называемой глубинной психологии, которую некоторые называют высшей психологией.