Ирвин Ялом - Дар психотерапии

Если между участниками нет личностной несовместимости, разрушающей процесс, группа опытных клиницистов не нуждается в профессиональном лидере. На самом деле, отсутствие назначенного лидера помогает членам более полно использовать свои остро отточенные умения. Группа менее опытных терапевтов, с другой стороны, может выиграть с опытным лидером, который работает как носитель функций, облегчающих выполнение проекта, и как наставник. Создать группу поддержки гораздо легче, чем кажется. Все, что требуется, так это решимость одного или двух индивидов, которые создают список совместимых коллег, контактируют с ними и организуют время и место запланированного сеанса.

На мой взгляд, такие группы представляют собой очень мощное средство для генерации поддержки и личного изменения. Прибавьте к этому навыки и ресурсы, свойственные собранию опытных клиницистов, и станет очевидно, почему я так страстно призываю терапевтов воспользоваться подобной возможностью.

Мне редко приходится слышать от моих коллег-терапевтов, что в их жизни отсутствует смысл. Жизнь терапевта — это служение, в которой мы ежедневно преодолеваем наши личные желания и обращаем взгляд на нужды и рост другого. Нам доставляет удовольствие не только рост нашего пациента, но также и волновой эффект — благотворное влияние, которое оказывают наши пациенты на тех, с кем они соприкасаются.

В этом и состоит грандиозное преимущество. А также грандиозное удовлетворение.

В предшествующем разборе профессиональных опасностей я описывал напряженное нескончаемое самонаблюдение и внутреннюю работу, которых требует наша профессия. Но это самое условие является больше преимуществом, нежели ношей, потому что это — гарантия против застоя. Активный терапевт всегда развивается, постоянно растет в самопознании и осведомленности. Как можно вести других к изучению глубоких структур разума и действительности без одновременного изучения себя? Нельзя просить пациента сфокусироваться на межличностной связанности без изучения своих собственных способов взаимоотношений. Я получаю огромную обратную связь от пациентов (что я, например, сдержанный, отвергающий, осуждающий, равнодзопный и надменный), которого я просто обязан принимать всерьез. Я спрашиваю себя, подходит ли это моему внутреннему опыту, и дают ли другие мне подобную обратную связь. Если я прихожу к выводу, что обратная связь очень точна и освещает мои мертвые зоны, я чувствую признательность и благодарю своих пациентов. Не делая этого или отрицая правдивость точного наблюдения, вы тем самым подрываете взгляд пациента на действительность и, в сущности, занимаетесь не терапией, но антитерапией.

Мы хранители секретов. Каждый день пациенты удостаивают нас своими тайнами, часто никогда ни с кем не разделенными. Получать такие тайны — это преимущество, данное не многим. Тайны дают нам закулисный взгляд на человеческую жизнь без социальной манерности, ролевой игры, напускной храбрости или позирования. Иногда тайны обжигают меня, и я иду домой, держусь за жену и воздаю свою хвалу. Другие тайны вибрируют внутри меня и поднимают мои собственные ускользающие, давно забытые воспоминания и импульсы. Все же другие огорчают меня, ведь я наблюдаю, как целая жизнь может быть без нужды потрачена на стыд и неспособность простить себя.

Тем, кто является хранителями секретов, дарованы проясняющие очки, через которые они видят мир — взгляд без искажения, отрицания и иллюзии, взгляд на то, как все в действительности. (Вспомните в этой связи заглавия книг Аллена Уиллиса, выдающегося психоаналитика: «Все на самом деле», «Порядок вещей», «Человек без иллюзий».) Когда я обращаюсь к другим со знанием того, что мы все (терапевт и пациент) обременены болезненными тайнами — чувством вины за совершенные действия, стыдом за несовершенные действия, желанием любить и быть любимыми, глубокой ранимостью, чувством ненадежности и страхами, — я сближаюсь с ними. Хранение секретов по прошествии лет сделало меня нежнее, я стал легче принимать секреты. Когда я встречаюсь с личностями, надутыми от гордости или самомнения, или обезумевшими от любой из мириад пожирающих страстей, я инстинктивно постигаю боль, которую они вкладывают в свои секреты, и не осуждаю, но сострадаю и, выше всего, чувствую себя связанным с ними. Когда я впервые раскрылся в формальной медитации нежной доброты, в буддийском пристанище я почувствовал себя как дома. Я убежден, что многие терапевты гораздо более, чем это думается, знакомы с областью любящей доброты.

Не только наша работа дает нам возможность переступать через себя, изменяться и расти, быть осчастливленными ясностью видения истинной и трагической человеческой природы. Нам предлагается еще больше.

Мы получаем интеллектуальный вызов. Мы становимся исследователями, погруженными в величественнейшую и самую сложную из всех целей — развитие и поддержание человеческого разума. Рука об руку с пациентами мы наслаждаемся радостью великих открытий: озарением, когда несоизмеримые воображаемые фрагменты внезапно гладко сливаются воедино. В другое время мы становимся акушеркой для рождения чего-то нового, освобождающего и поднимающего. Мы наблюдаем, как наши пациенты освобождаются от старых, обреченных на провал паттернов, отделяют себя от древних жалоб, вырабатывают жажду жизни, учатся любить нас и, посредством этого, с любовью поворачиваются к другим. Это большая радость — видеть, как другие открывают свои собственные источники мудрости. Иногда я ощущаю себя гидом, показывающим пациентам комнаты их собственного дома. Какое удовольствие видеть, как они открывают двери в комнаты, куда никогда не заходили, обнаруживают новые крылья в своем доме, где находятся изгнанные ими части: мудрые, прекрасные и созидательные частицы индивидуальности. Иногда первым шагом этого процесса становится работа со снами, когда мы с пациентом изумляемся появлению из темноты искусных конструкций и светящихся образов. Воображаю, что созидательные преподаватели художественного письма должны иметь подобный же опыт.

Наконец, меня всегда поражало, какая это исключительная привилегия — принадлежать к уважаемой и почетной организации целителей. Мы, терапевты, являем собой часть традиции, идущей к нам не только от наших ближайших психотерапевтических предков, начиная с Фрейда, Шопенгауэра, Кьеркегора, но также и Иисуса, Будды, Платона, Сократа, Галена, Гиппократа и многих других великих религиозных лидеров, философов и врачевателей, которые с начала времен лечили человеческое отчаяние.