Ирвин Ялом - Лжец на кушетке

«Ваши отношения прекратились, когда вы поступили в университет?»

«По большей части да. Но иногда, когда он был мне нужен, я летела в Провиденс, и он всегда ждал меня, всегда давал мне поддержку, в которой я нуждалась».

«Он все еще присутствует в вашей жизни?»

«Он мертв. Он умер рано, года через три после того, как я закончила юридический факультет. Думаю, я так и не научилась обходиться без него. Вскоре после этого я познакомилась со своим мужем, Уэйном, и решила выйти за него. Опрометчивое, поспешное решение. И не самое удачное. Может, мне так не хватало Ральфа, что я внушила себе, что вижу его в своем муже».

Кэрол взяла еще салфеток, опустошив коробку Эрнеста. Сейчас ей не приходилось выжимать из себя слезы; они текли сами по себе. Эрнест достал очередную коробку из ящика стола, оторвал пластиковую крышку, вытащил первую салфетку и передал ее Кэрол. Эти слезы поразили ее: собственная жизнь, представленная в таком трагическом и романтическом свете, повергла ее в смятение, и выдумка стала реальностью. Как это прекрасно — быть любимой таким великодушным, удивительным человеком," и как ужасно, как невыносимо — здесь Кэрол разрыдалась еще сильнее — никогда больше не видеть его, потерять его навсегда! Когда приступ мировой скорби миновал, Кэрол отложила салфетки в сторону и уставилась на Эрнеста, ожидая его реакции.

«Итак, я все вам рассказала. Вы не осуждаете его? Вы обещали сказать мне правду».

Эрнест чувствовал себя крайне неловко. Истина состояла в том, что этот покойный доктор Кук не вызывал у него сострадания. Он быстро перебрал возможные варианты поведения. «Не забудь: полная откровенность!» — напоминал он себе. Но решил пренебречь этим советом. Полная откровенность в данном случае не пойдет пациенту на пользу.

Впервые он столкнулся с сексуальными злоупотреблениями терапевтов во время беседы с Сеймуром Троттером. В течение следующих восьми лет ему доводилось работать с пациентами, у которых были сексуальные контакты с предыдущими терапевтами, и каждый раз последствия оказывались пагубными для пациента. И кто может сказать, как это все закончилось для Белль, если есть лишь одна фотография, на которой Троттер торжествующе поднимает руку к небу? Разумеется, суд постановил выплатить ей денежную компенсацию, но что еще? Разрушение мозга Сеймура прогрессировало. Возможно, через год-два ей пришлось постоянно заботиться о нем до конца его дней. Нет, нельзя сказать, что для Белль все это хорошо кончилось. Как и для всех пациентов, о которых он слышал. Но как бы то ни было, сегодня перед ним сидит Каролин, которая утверждает, что имела длительную сексуальную связь со своим терапевтом и это спасло ей жизнь. Эрнест был ошеломлен.

Первым его побуждением было оспорить заявление Каролин: возможно, перенос на доктора Кука был столь силен, что она не могла сказать правду самой себе. В конце концов, было ясно, что Каролин не была свободна. Пятнадцать лет спустя она все еще скорбит о нем. Более того, из-за романа с доктором Куком она неудачно вышла замуж, и последствия этого мучили ее до сих пор.

«Осторожно, — предостерег себя Эрнест, — не принимай поспешных решений. Займи позицию добродетельного праведника-моралиста, и ты потеряешь пациента» Откройся, попытайся войти в чувственный мир Каролин. И, главное, ни одного плохого слова в адрес доктора Кука». Маршал говорил ему об этом. Большинство пациентов испытывают сильную привязанность к терапевтам, с которыми вступали в сексуальные отношения, и им нужно время, чтобы избавиться от пережитков этой любви. Большинству пациентов-жертв сексуального злоупотребления приходится сменить несколько терапевтов, прежде чем они найдут того, с кем смогут работать.

«Итак, ваш отец, ваш брат и ваш муж в конце концов бросили или предали или обманули вас. А единственный мужчина, которого вы любили, умер. Иногда смерть тоже кажется предательством». Эрнест был крайне недоволен собой, этим терапевтическим клише, но в сложившейся ситуации это было лучшее, что он мог сказать.

«Не думаю, что доктор Кук испытывал особенную радость, умирая».

Кэрол сразу пожалела о своих словах. Не глупи! — обругала она себя. Ты хочешь соблазнить этого человека, обставить его, так какого черта ты взбрыкиваешь и бросаешься на защиту этого замечательного доктора Кука, который на самом деле лишь плод твоего воображения?

«Простите меня, доктор Лэш… то есть Эрнест. Я знаю, что вы не это хотели сказать. Думаю, что сейчас я очень скучаю по Ральфу. Мне так одиноко».

«Знаю, Каролин. Вот почему так важно, чтобы мы были близки».

Эрнест заметил, как расширились глаза Каролин. Осторожнее, осадил он себя. Она может подумать, что ты хочешь соблазнить ее. Он продолжал более формальным голосом: «И именно поэтому терапевт и пациент должны разобрать все, что появляется в их отношениях, — как, например, раздражение, которое я вызвал у вас пару минут назад». Хорошо, хорошо, значительно лучше, подумал он.

«Вы сказали, что будете со мной полностью откровенны. Кажется, я спрашивала, осуждаете ли вы меня или его».

«Вььхотите, чтобы я ответил на этот вопрос, Каролин?» Эрнест тянул время.

Боже правый! Я что, должна написать ему это большими буквами? — возмущалась Кэрол. «Вы осуждали нас? Что вы чувствуете?»

«По поводу Ральфа?» Еще одна отговорка.

Кэрол кивнула, беззвучно застонав.

Эрнест отбросил всю осторожность и выложил ей все как на духу. Почти. «Должен сказать, ваши слова вывели меня из равновесия. И, мне кажется, я действительно осуждаю его. Но я работаю над этим — я не хочу подавлять это в себе, хочу остаться полностью открытым перед вами.

Позвольте мне объяснить, почему это вывело меня из равновесия, — продолжал Эрнест. — Вы говорите, что он сильно помог вам, и я верю вам. Иначе зачем вам приходить сюда, платить мне большие деньги и не говорить правду? Так что я не сомневаюсь в искренности ваших слов. Но я не могу не обращать внимания на свои чувства — не говоря уже о специализированной литературе и единодушном признании выдающимися клиницистами данного факта, который заставляет меня думать иначе. А именно, я считаю, что сексуальные отношения между пациентом и терапевтом неизбежно оказываются деструктивными для пациента — а в конце концов и для терапевта».

Кэрол предусмотрела такой аргумент. «Знаете, доктор Лэш… простите, Эрнест… я скоро переучусь; я не привыкла воспринимать мозгоправов как реальных людей, к которым можно обращаться по имени. Они обычно прячутся за своими титулами. Они, в отличие от вас, обычно не отличаются такой честностью по отношению к самим себе. О чем это я… Ах да. Готовясь к встрече с вами, я взяла на себя смелость просмотреть в библиотеке вашу биографию: старая профессиональная привычка проверять мандаты врачей, которые будут выступать в суде в качестве экспертных свидетелей».