Гаранс Доре - Любовь. Стиль. Жизнь

С помощью языка жестов я как-то умудрилась привлечь внимание администратора к своим ногам. «Как мне с этим быть?»

Она подняла вверх большие пальцы и указала на агрегаты футуристического вида: «Нет проблем!»

Ага, подумала я, да здесь в Нью-Йорке все продумано. У них есть ультразвуковые сушилки!

Ну конечно! Эти хитрюги все предусмотрели.

Но когда, придя домой, я обнаружила, что мой педикюр безнадежно испорчен, я наконец поняла, почему даже суровой зимой, в снег и в холод, нью-йоркские женщины с идеальным педикюром разгуливают по улицам В ШЛЕПКАХ.

Увы и ах. Даже в Нью-Йорке еще не завели ультразвуковых сушилок для ногтей.

Каждый раз в середине процесса (после массажа рук, но перед нанесением покрытия) наступает момент, когда пора платить чаевые (да-да, не будете же вы копаться в поисках кошелька со свежим лаком на ногтях! Сразу видно, что вы еще не в теме).

Так вот, подружки, – лучше не скупитесь. Платите щедро. И, что немаловажно, – НАЛИЧНЫМИ.

Помните, в руках у этих мастериц – судьба ваших идеальных ручек!

…что к совершенству легко привыкаешь (ну, хотя бы к совершенным ноготкам). В результате ходишь в свой салон каждую неделю с триумфальной улыбкой на устах и с чувством полноправной жительницы Нью-Йорка.

Но пройдет не больше чем полгода, и вы вдруг поймете, что под блестящей ярко-красной маской ваши ногти подвергаются настоящей пытке.

Из-за полировочной машинки они размягчаются, из-за обрезания кутикул кожа воспаляется, химикаты, содержащиеся в лаке, не дают ногтям дышать.

У меня для вас три варианта.

Выучите фразу: «Не полировать! Не стричь кутикул!»

Научитесь делать маникюр сами. Это так просто! И если вы окажетесь на необитаемом острове или, скажем, во Франции, где точно не встретишь даже намека на маникюрный салон, – у кого будет идеальный маникюр? У вас, дорогуша!

Научитесь время от времени отдыхать от идеальных ноготков. Будьте проще.

Или – третье – будьте дерзкой. Даже безумной. Ходите без маникюра!

ИЛИ БУДЬТЕ ДЕРЗКОЙ. ДАЖЕ БЕЗУМНОЙ. ХОДИТЕ БЕЗ МАНИКЮРА!

В юности я была в полном ладу со своим телом. Я обожала спорт. Я танцевала, плавала, занималась виндсёрфингом и была настоящим сорванцом; мне хотелось соревноваться с мальчишками, а не с девочками.

Я перестала думать о фигуре, что вообще-то не так просто. В четырнадцать лет, как многие подростки, я немного поправилась. Сама я этого не заметила, но, разумеется, окружающие не уставали напоминать мне об этом каждый день.

Мама, которая сама постоянно сидела на диете, решила положить этому конец. Было неприятно – ни с того ни с сего мне пришлось «думать о своем теле, если я хотела преуспеть в жизни». И я впервые села на диету. Это был провал.

Думаю, мама видела во мне себя – я единственная из детей унаследовала ее формы. Беда в том, что, произнеся несколько необдуманных слов, она и меня вовлекла в войну против калорий. Длиною в жизнь.

Если бы я пошла в отца, то была бы выше и худее от природы, как мои брат и сестра. И тогда, возможно, у меня были бы нормальные отношения с едой – как и у них.

Я никогда особенно не комплексовала из-за своих «форм». По большому счету я была пышущей здоровьем девушкой, любила двигаться, красиво одеваться и форсить. Моим парням я нравилась такая, какая есть, и мы со смехом обсуждали эту тему с подругами, которые относились к своим фигурам примерно так же. Скажите, кто не хочет сбросить пару килограммов?

В то время идеальными женщинами считались Синди Кроуфорд и Эль Макферсон, девушки с красивыми формами, и я, наверное, ассоциировала себя с ними. Кейт Мосс находили ужасно худой и скорее «интересненькой», чем привлекательной.

Я же не знала, что такой тип фигуры станет современной нормой.

Кроме того – я обожаю еду.

В моей семье мужчины со стороны отца были шеф-поварами (так что я умею готовить несравненную лазанью), а со стороны матери – марокканскими кулинарами (вы бы видели, как моя бабушка готовила кускус. На это уходило три дня). Только не осуждайте мою маму из-за страсти к диетам – она отлично готовила, на современный лад. Мама делала овощи так, что пальчики оближешь, и дома у нас была лучшая и самая здоровая кухня на свете.

Она готовила простые, но вкуснейшие обеды (мы жили рядом со школой, так что я, сестра и брат бежали перекусить домой). А каждый вечер на столе был потрясающий домашний суп из зелени с кусочком хлеба и йогуртом. На десерт мы получали роскошный клубничный салат со взбитыми сливками. Мама приучила нас к свежим фруктам и овощам. Мой папа, шеф-повар, дома стряпал нечасто, но зато, когда стряпал, у нас был настоящий пир. Он готовит лучший fondant au chocolat в мире.

Вкратце можно сказать, я любила поесть, не была привередливой, и моя фигура вполне меня устраивала. Иными словами – я чувствовала себя в своей тарелке.

Лет в двадцать я потеряла интерес к спорту. Я ходила на танцы за компанию с подружкой (обычно мы хихикали в задних рядах), но что касается «качалки» – должна признаться, здесь я была истинной француженкой. Во-первых, сам по себе поступок – пойти в спортзал – казался нелепым, странным, чересчур геройским. А во-вторых, я много ходила пешком, танцевала до упаду, жила на шестом этаже без лифта и не забывала на каждой ступени напрягать ягодицы.

Когда я начала жить отдельно, деля квартиру с подругами или с парнем, то начала готовить и предпочитала простую, здоровую средиземноморскую кухню. Хорошо, признаюсь, я всегда была сластеной и не могла представить дня без чая с печеньем или/и шоколадкой. Но в целом все было в норме. Даже когда я переехала в Париж и давление стереотипов усилилось.

У парижанок тонкий, длинный силуэт. Что я могла тут поделать?

Кроме того, меня одолевали более серьезные проблемы, чем лишний вес. Мне надо было разобраться, как выжить в этом безумно дорогом городе без гроша в кармане. Я выдерживала на диете полдня, сдаваясь при первых позывах голода. Но причины для переживаний у меня не было.

А потом я переехала в Нью-Йорк. Вдруг как по волшебству я оказалась в совершенно чужой и принципиально другой культуре. И первое, что меня поразило, – это противоречивые отношения с едой и фигурой у большинства ньюйоркцев. Через месяц после приезда я стала подмечать разные особенности и подтрунивать над ними.