Роберт Райт - Моральное животное

Стал уже рабочим тезис эволюционной психологии о том, что различные "ментальные органы", из которых складывается человеческая психика, к примеру «орган», который побуждает людей любить своё потомство, видотипичны. Эволюционные психологи следуют концепции, которая в экономике называется "физическое единство человечества".

Между нами и австралопитеком, который ходил прямо, но имел мозг, как у обезьяны, лежит несколько миллионов лет; это 100 000, может быть, 200 000 поколений. Может показаться, что это не так много. Но только 5000 поколений понадобилось, чтобы превратить волка в Чи-хуа-хуа — и, одновременно по другой линии, в Сенбернара. Конечно, собаки получались путем искусственной, а не естественной селекции. Но как подчёркивал Дарвин, в сущности это одно и то же, в обоих случаях признаки выводятся из популяции по критериям, которые держатся в течение многих поколений. И в обоих случаях, если "давление отбора" достаточно сильное — если гены выводятся достаточно быстро — эволюция может протекать резко.

Можно удивляться тому, что давление отбора могло быть очень сильным во время недавней человеческой эволюции. В этой книге я буду иногда говорить о том, что естественный отбор «хочет» или «намерен» или о том, какие «ценности» безусловны в его работе. Я всегда буду использовать кавычки, так как это просто метафоры. Но метафоры, полагаю, стоят того, чтобы их использовать, потому что они помогают нам подойти к моральным терминам с позиций дарвинизма. В конце концов, значимость всего того, что обычно создает давление в естественной обстановке — засухи, ледники, сильные хищники, нехватка добычи — уменьшалась по мере продвижения человеческой эволюции. Изобретение инструментов, огня, появление планирования и совместной охоты — все это привело к возрастающей изоляции от капризов природы.

В таком случае, как мозг обезьяны смог трансформироваться в человеческий за несколько миллионов лет? Представляется, что в основном потому, что окружающая среда человеческой эволюции состояла из людей (или пралюдей). Ответ в основном содержится в окружении древних пралюдей. Люди каменного века конкурировали друг с другом, соперничая при наполнении следующих поколений своими генами. Более того, они были инструментами друг друга в этом соперничестве. Распространение их генов зависело от взаимодействия с соседями — иногда в виде помощи, иногда — игнорировании, иногда — эксплуатации, иногда — в любви, иногда в ненависти; нужна особенная сообразительность, чтобы определить, какой стиль взаимодействия с какими соседями наиболее оправдан в данный момент. Эволюция человеческих существ в большой степени состояла из адаптации друг к другу.

Каждая новая адаптация, закрепившись в популяции, изменяет тем самым социальное окружение, и приглашает к новой адаптации. Обладание геном XXL не даёт родителю никаких преимущества в соревновании за создание наиболее жизнеспособного и плодовитого потомства, если этим геном обладают ВСЕ родители в популяции.

Гонка вооружений продолжается. В данном случае, это гонка вооружения любовью. Но чаще гонка бывает совсем другой. В некоторых кругах модно преуменьшать саму концепцию адаптации в гармоничном замысле эволюции. Популяризаторы биологической мысли часто подчёркивают не роль приспособленности в эволюционном изменении, но роль произвольности и случайности. Безусловно, на некоторое изменение среды обитания могут влиять подавление и вымирание некоторых видов флоры и фауны, изменявшие весь контекст эволюции любого вида, достаточно удачливого, чтобы пережить бедствие. Космос кинул козырную карту — и бац! — все ставки биты. Конечно, это случается, и это один из резонов полагать случайность столь сильно влияющей на эволюцию.

Но есть также другие резоны. Например, новые признаки, которым естественный отбор выносит приговор, также порождаются случайным образом. Но ни одна из случайностей в естественном отборе не может затмить его основную особенность: главным критерием отбора является приспособленность. Да, карты будут перетасованы и разложены заново, и контекст эволюции изменится. Признак, который адаптивен сегодня, может быть не адаптивен завтра. И поэтому естественный отбор часто выявляет и исправляет устаревшие признаки. Это продолжающееся приспособление к текущим обстоятельствам может дать организму конкретный, сработанный на скорую руку признак. По этой причине у людей наблюдаются архаизмы: если бы вы создавали ходячий организм с нуля, а не путём адаптации бывшего обитателя дерева, вы бы никогда не создали таких плохих ретроградов. Однако, изменения обстоятельств типичны и достаточно постепенны для эволюции, чтобы держать шаг, (даже если ему приходится переходить в рысь иной раз, когда процедура отбора становится суровой), однако она часто делает это весьма неизобретательно.

Тем не менее, служащее ей ориентиром определение "удачной конструкции" остаётся неизменным. Тысячи и тысячи генов, которые влияют на человеческое поведение, а это гены, которые строят мозг и управляют гормонами и нейротрансмиттерами, формируя таким образом "ментальные органы", имеются в геноме не случайно, но именно потому, что они способствовали передаче этих генов следующему поколению у наших предков. Если теория естественного отбора правильна, то она должна совершенно внятно описывать всё, относящееся к человеческому мышлению в своих терминах. Основные способы восприятия друг друга, мыслей друг о друге, общения друг с другом — всё это находится при нас благодаря вкладу всего этого в генетическую приспособленность.

Ни один поведенческий акт не влияет на передачу генов непосредственнее секса. И никакие проявления человеческой психики не являются более тесно связанными с эволюцией, чем те состояния души, которые ведут к сексу: грубая похоть, мечтательная влюбленность, крепкая любовь и так далее — основа той атмосферы, в которых люди во всем мире, включая Чарльза Дарвина, достигают зрелости.

Когда Дарвин покинул Англию, ему было 22 года, и как нетрудно предположить, его переполняли гормоны, которым собственно и положено переполнять молодых людей.

Он был любезен с парой местных девушек, особенно — с хорошенькой, популярной и очень кокетливой Фанни Оуэн. Однажды он дал ей выстрелить из охотничьего ружья, и она выглядела очень очаровательно, притворяясь, что отдача не ударила ей в плечо (о чём он, бывало вспоминал десятки лет спустя с явной нежностью). Из Кембриджа он продолжал с ней робкий эпистолярный флирт, но неясно, дошёл ли это флирт хотя бы до поцелуя.

Пока Дарвин был в Кембридже, проститутки были доступны, не говоря уж о подворачивающихся девушках низших классов, которые могли предложиться за более гибкую плату. Но университетские надзиратели шныряли по улицам около кампуса, готовые арестовать женщин, которых можно было заподозрить в уличной проституции. Брат предупредил Дарвина, чтобы его никогда не видели с девушками. Ближе всего к запретному полу (насколько известно) он подошёл тогда, когда послал деньги другу, которого выгнали из школы за зачатие незаконного ребёнка.