Ася - Шум

Однако, у меня есть один ангел-хранитель. Ко мне приехала моя крёстная. Она очень долго плакала, сидя на моей кровати, и мне было так приятно. Меня кто-то любит. Она привезла мне чистую одежду, печеньки, воду. Почему этого не сделала моя родная мать? Но я была благодарна Господу за мою жизнь, хотя и понимала, что, приехав домой снова начнётся ад. После этого случая во мне умерло что-то. Я не смогу это выразить словами, но как будто моё сердце покрылось твёрдой кожей. Оно больше не могло ничего чувствовать, в том числе и боль…

После этого случая я умоляла маму разрешить мне переехать к бабушке. Но она только говорила: «Пока вам нет 18, вы моя собственность и вы будите делать так, как я захочу, и у бабушки ты жить не будешь. Я всё сказала.» И я продолжала жить в аду с мамой. Но мечтала, как перееду жить к кому-нибудь. Или к бабушке или к крёстной. Мы с сестрой очень часто мечтали убежать из дома. Особенно такие планы мы строили после очередного наказания в виде генеральной внеплановой уборки во всём доме. Как правило мы заканчивали часов в 12 ночи, иногда позже. Мама к тому времени уже спала. И мы шёпотом размышляли о том, к кому пойдём, что с собой возьмём, но рано или поздно понимали, что это только мечты и она всё равно нас заберёт от родственников. В школу за нами придёт. Там устроит скандал, наорёт при всех, опозорит. Побег из дома не решил бы наших проблем. А вот её смерть раз и навсегда освободила бы от всего этого ада. Но вслух об этом мы говорили крайне редко. Это было страшно. Как и страшны мысли о детском доме. Мать нам всегда рассказывала, как нам хорошо, что мы живём не в детском доме. Помню ещё в 9 лет я просила отдать меня в детский дом, а она смеялась и говорила: «там тебя будут трахать все, кому захочется, будут бить». И с 10 лет при каждом скандале угрожала детским домом. И мне было реально страшно. Я не понимаю, почему она была такой грубой. От куда столько ненависти к нам? Однажды мы с бабушкой завели разговор о мамином папе – моём дедушке. Из этого диалога мне стало известно о психических болезнях дедушки, о внезапных вспышках агрессии. Бабушка убегала от него в огород, когда тот бегал за ней с топором. Она не сильно то хотела мне рассказывать дальше, но по её лицу было понятно, что были и другие случаи. Тогда мне стало немножечко понятнее, от куда в маме столько негативных эмоций. Возможно, она больна? Эта мысль меня радовала. Это хоть как-то объясняла её не адекватное поведение. Но понимание ситуации – ещё не решение проблемы. И я это прекрасно понимала, поэтому продолжала терпеть.

С появлением в нашей жизни отчима стало немножечко спокойнее. Она большую часть времени находилась с ним. Нам всё реже приходилось с ней разговаривать, смотреть на её недовольную физиономию, которая нереально раздражала, не приходилось слушать слова с этой отвратительной интонацией, с которой она говорила, когда была недовольна чем-то, после которой хотелось уйти подальше от неё. Её стало меньше в нашей жизни. И это радовало, позволяло дышать спокойнее и плакать пореже.

Отчим любил выезжать на природу, жарить мясо, отдыхать. Я любила эту его черту. Мама же наоборот не видела в этом смысл. Но первое время соглашалась на всяческие поездки. В этот период у нас сделано очень много фотографий. Вообще, с появлением машины в семье жить стало проще. Мы периодически ездили в крупные магазины за продуктами. Там набирали по 2 тележки самой дешёвой еды, и мама была счастлива. Полный холодильник еды (пускай и низкокачественной), означал благополучие в семье. Это у неё осталось и до сих пор. А поняла я это совсем недавно. Она не умеет выражать чувства, потому что её не научила её мама. И поэтому она стремиться накупить как можно больше еды. А когда домочадцы поедают эту еду, то она чувствует удовлетворение. В общем, еды в холодильнике теперь у нас всегда было огромное количество. Мне это нравилось, ведь я могла готовить практически любое блюдо. Но вот только по-тихому от мамы. Ведь, если я приготовлю что-то, а ей не понравится, то она наорёт, скажет: «Ты опять переводишь продукты». Обидится, не станет есть вообще ничего (чтобы я чувствовала вину), и будет весь оставшийся день злая. Поэтому я готовила всякие новые блюда, когда она была на работе и кормила этим отчима и сестру. Всем очень нравилось и мне тоже. И бабушке и крёстной и всем нравилось, как я готовлю, конечно кроме мамы. Если она вдруг почувствует в супе новую специю, то наорёт и не ест его. А мне конечно же было стыдно. Ведь теперь мама останется голодная. Но это всё мелочи. Со временем я просто готовила ей отдельно, ибо не хочется есть набор из 10 блюд всю жизнь. И душа требовала творчества, которое я прекрасно умела применять в кулинарии.

Отчим регулярно выпивал. Как-то раз, когда мама была на работе он снова напился. Я, Соня, Руслан и я сидели за столом. Дети ужинали, а он выпивал и закусывал. Сначала всё было нормально, но через час таких посиделок он хорошенько напился. До этого я никогда не видела его в таком состоянии. Это был первый раз, когда он при нас сильно напился. Потом завязался спор между отчимом и Русланом. Трудно было понять, они шутят или реально ссорятся. Но по итогу, отчим стал бить своего сына полотенцем, гоняя его по всему дому. Это было так глупо. 40 летний двухметровый мужик бегает по дому с полотенце за подростком. Вроде как в шутку, но бил сильно, по-настоящему. Тогда мне стало страшно, ведь я понимала – он себя уже почти не контролирует. Потом мы снова сели за стол, где он продолжил пить. Уйти к себе в комнату было неудобно. Не помню почему. Просто неудобно. Мы просто сидели и беседовали. Темы начинались с нейтральных. Потом разговор о его службе в армии, а потом он перешёл на пошлости. Я не могу вспомнить дословно, что именно он говорил, но я чётко помню эмоции и мысли, которые у меня возникли в тот момент. Я подумала: «Он же себя не контролирует. Нам ещё рано знать о таком. Мне неинтересно знать о половых органах его сына. Он перепил. Нужно уходить в комнату и закрываться». Вскоре мы ушли к себе, а он пошёл спать. С того момента я начала смотреть за Соней и не оставляла их наедине с отчимом. Я очень боялась за Соню. Ведь она была ещё очень слабая и точно бы не защитилась. В общем это был первый звоночек для моей тревоги за сестру. Я понимала, что если случится изнасилование с его стороны, то мама 100 процентов не поверит нам. Так что ждать защиты со стороны мамы было бессмысленно. Поэтому единственным вариантом обезопасить себя и сестру, это не провоцировать его похоть и не находиться с ним пьяным. Что мы и делали с сестрой. Но я не всегда могла следить за сестрой. Однажды вечером, когда мама была на работе, а я у репетитора, моя сестра осталась с ним наедине. Я пришла домой, но сестры в комнате не было. Тогда я начала искать её, звуки доносились из комнаты мамы и отчима. Я постучалась, отчим сказал «входи», на кровати лежала сестра грудью вниз, рядом сидел отчим и делал ей массаж. Я впала в ступор от увиденного. Я рассказала об этом маме, но она не увидела в этом ничего страшного. «Не придумывай хуйни, какая разница, кто кому делает массаж, прекрати рушить нашу семью». Я не говорила с сестрой об этом случае никогда, но до сих пор страшно даже представить, о чём мог думать в тот момент отчим, пока гладил тело подростка. Я не хочу и представлять, что ещё там могло твориться. Мне было неловко спрашивать сестру об этом в детстве, а теперь и вовсе страшно.