Мэри Гулдинг - Психотерапия нового решения. Теория и практика

Нас интересует области его «ступора», которые в гештальт-терапии называются «тупиками». Нас интересует, как его тупики соотносятся с его недавним прошлым и как — с далеким прошлым, и каким образом мы можем помочь ему выбраться из этих тупиков.

Например, человек, говорящий: «Я хочу бросить курить», в то время, когда он курит сигарету, находится в очевиднейшем тупике. Одна

его половина говорит: «Я не хочу курить», а другая: «Я хочу курить». Пока он не разрешит это противоречие, он будет курить и изводить себя или не курить и чувствовать себя несчастным. Этот тупик, как впрочем большинство тупиков, может быть напрямую связан с каким-то давним решением, которому человек подсознательно следует… ну, например, с решением причинять себе боль.

Наш опыт показывает, что наиболее эффективная психотерапия заключается в том, чтобы помочь пациенту преодолеть ряд тупиков, корни возникновения которых лежат в сообщениях, полученных им в детстве, и в принятых на основе этих сообщений решениях.

В процессе работы пациента над преодолением тупиков мы даем ему возможность самому понять, как его архаичные образчики думания, чувствования и действия соотносятся друг с другом и как они влияют на его сегодняшнюю жизнь. Традиционные гештальт-терапевты не дают подобной познавательной обратной связи; традиционные ТА-терапевты крайне редко используют эмоциональный подход в работе по выходу из тупика. Исследования, проведенные Либерманом, Йаломом и Майлзом1, указывают на важность как аффекта, так и познавательной деятельности. Они утверждают, что психотерапевты, которые при умеренной эмоциональной стимуляции создают наиболее сильную познавательную обратную связь, достигают наилучших результатов.

Мы работаем только с группами и, по большей части, с группами интенсивной терапии, в которых люди занимаются три дня, неделю, две или четыре недели. Мы обнаружили, что процесс изменения про сходит намного эффективнее в группе людей, живущих вместе, нежели собирающихся на час-другой раз или два раза в неделю. Мы работаем в группах по целому ряду причин, в частности из-за того, что участники группы обеспечивают друг другу важную поддержку и одобрение. Пациент может использовать группу как среду для эксперимента по изменению себя. Например, у человека во втором классе был травмирующий опыт ответа у доски, после которого возник страх и, как следствие, было принято решение никогда не отвечать у доски. Сейчас же у него существует проблема с публичными выступлениями и даже с чтением лекций своим студентам. После того, как пациентом проделана основная работа по выходу из тупика, он может использовать группу как аудиторию для своей первой «публичной речи».

Групповая терапия дает терапевту больше возможностей для быстрого прекращения работы с пациентом, если возникает такая необходимость. Например, если выход из тупика происходит уже в первые минуты работы, мы хотим, чтобы пациент имел возможность сполна насладиться вкусом победы. Это трудно сделать, когда впереди еще целых 40 минут индивидуальной терапии (в случае часового сеанса). В группе же мы переключаем внимание на кого-нибудь другого, а пациент в это время смакует свою победу. Другим преимуществом групповой терапии является то, что время работы одного пациента используется всеми участниками группы. Каждый, вспомнив что-либо похожее или отличное из своей жизни, может работать внутри себя и делать внутренние выводы. Когда один из пациентов находит выход из тупика, остальные, наблюдая за этим, получают поддержку и уверенность в собственных силах, в собственной способности измениться.

Эмоциональный настрой в группе совершенно несравним с тем, когда пациенты не пересекаются даже в приемной — один заходит в переднюю дверь, а другой в это время выходит через заднюю. Хотя терапевты, работающие с пациентом один на один, также добиваются весьма ощутимых результатов, наш опыт показывает, что групповая терапия более эффективна и (что для нас особенно важно) доставляет больше удовольствия.

Наш терапевтический метод несложен. Да, он не без хитростей и особых приемов, но эти приемы не направлены против пациента и не скрыты от него. Мы излечиваем страх высоты за 10 минут и водобоязнь менее, чем за полчаса (см. главу 11, посвященную фобиям). Какие-то другие проблемы могут занять больше времени, но, на взгляд тех терапевтов, которые считают психотерапию сложным, длительным процессом, люди у нас меняются невероятно быстро. Конечно, когда мы делали первые шаги в терапии и работали по классическим схемам, терапия занимала у нас гораздо больше времени, иногда просто бесконечно долгое время — и была слишком сложна.

Мы преподаем метод терапии новых решений на встречах и семинарах Американской ассоциации групповой психотерапии (ААГП), Американской академии психотерапевтов, Американской психиатрической ассоциации и Международной ассоциации трансактного анализа (МАТА), на семинарах и профессиональных встречах по всему миру. Часто терапевты относятся к нашему методу скептически. Люди не верят нам и… приезжают учиться у нас. Билл Халлоуэй, бывший казначей ААГП, пять лет слушал нас со скепсисом, а затем приехал в Калифорнию, чтобы увидеть все своими глазами. Он изучил наши методы, сплавил их с собственными методами и навыками, сдал членские экзамены в ТА, стал президентом МАТА, начал работать на нашей кафедре в Западном институте групповой и семейной терапии (ЗИГСТ), и сейчас сам учит и лечит в Южной Калифорнии. Во многих частях света

обучавшимися у нас терапевтами основаны институты терапии новых решений.

Что такое новое решение? Однажды после посещения одной из наших лекций пациент выразил своему терапевту недовольство тем, что она, мол, никогда «не занималась с ним новыми решениями». Та напомнила пациенту, что сейчас он уже не думает о самоубийстве, заводит друзей, а не проводит время в одиночестве, работает все более и более эффективно. Чтобы все это делать, он должен был принять новые решения. «О! — разочарованно сказал пациент. Вообще-то я думал, что новые решения — это более причудливая штука.»

Новые решения не всегда «причудливая штука», если под причудливым понимается эффектное или сложное. Перестав бояться, ребенок отправляется в экспедицию в подвал. Он может гордиться своей новой смелостью, а может даже и не вспомнить о прежних страхах. В любом случае, он принял новое решение.

Новые решения не могут быть приняты путем простого изучения «фактов». Если ребенок пытается уговорить себя спуститься в подвал, внушая себе: «Факты свидетельствуют о том, что в подвале нет ничего опасного», — его реакция может быть похожа на реакцию ребенка из истории про беляш. Эту историю часто рассказывают студентам-психотерапевтам. Маленький мальчик очень боялся беляшей, и родители решили отвести его к психиатру. Психиатр разработала исключительно искусный план лечения. Она пошла с мальчиком в магазин и купила все необходимое для приготовления беляшей. Затем, опять же вместе с мальчиком, она порезала мясо, добавила в него специи, замесила тесто. Мальчику все страшно понравилось. Они раскатали тесто, разрезали его, разложили мясо и начали лепить первый беляш. Они завернули левый уголок — мальчик не испугался, завернули второй — мальчик не испугался, завернули последний — и с криком «Ой, беляш!» мальчик выскочил из комнаты. Взрослых доводов оказалось недостаточно.