Эрик Берн - Групповое Лечение

То же самое соображение относится к довольно распространенной просьбе к пациенту написать автобиографию. Справедливо, что в таком случае пациент в своем жизнеописании представляет себя групповому терапевту, а не какому-то другому лицу, но это может только затуманить проблему. Если такие автобиографии существуют, их следует отложить до тех пор, пока некоторые их моменты не приобретут смысл и о них тогда стоит подумать. Хорошо подготовленный клиницист должен уметь составлять независимое мнение о пациенте; в таком случае с другими источниками информации можно консультироваться при составлении окончательного мнения. Информация сама по себе, если она не имеет особой важности, является лишним грузом и иногда мешает клинической остроте собственных наблюдений терапевта.

Запоминание историй болезни.Если женщина поглощена своими материнскими заботами, никто в группе не забудет, что у нее есть дети. А с другой женщиной может случиться так, что терапевт, если он не привык все записывать, в течение года несколько раз спросит, сколько у нее детей. Если терапевт заранее запомнил истории болезни пациентов, подобный любопытный «недостаток материнской гордости» может оставаться скрытым. И расслабленность терапевта в отношении запоминания историй болезней может отрицательно сказаться на прогрессе женщин с психологическими проблемами в области материнства.

Информация ради информации не имеет ценности, она ценна только своим личным значением для пациента. Формальное описание отца пациента может показаться недостойным запоминания, пока, например, пациент не расскажет о том, что во сне видел отца; в таком случае неожиданно становится необходимым освежить запасенную информацию, после чего терапевт ее уже никогда не забудет. Даже годы спустя он будет помнить все в подробностях, потому что запомнил не мнемонически, а с учетом всего психодинамического гештальта пациента. В сущности подобную ситуацию лучше всего отражает высказывание: то, что приходится заучивать, недостойно запоминания, а то, что запоминается, не нужно заучивать. Разумеется, это относится только к клинической ситуации, а не к конференциям штата больницы, где терапевт должен быть готов к встрече с профессиональными соперниками, которые сразу попытаются проверить объем его памяти.

Психологические тесты.Они могут быть полезны, когда срочно необходим диагноз или в виде организационной процедуры, прежде чем пациент получит направление на лечение. Но, кажется, большинство психиатров больше полагается на собственную диагностическую проницательность в процессе лечения пациента. В определенном смысле тесты — это нечестный подход к личности. Терапевт не в силах адекватно объяснить их пациенту, потому что сам ясно их не понимает, если только он не хорошо подготовленный психолог. С другой стороны, пациент думает, что терапевт знает все о тестах и, следовательно, о нем. Это порождает фантазии и проблемы, которые могут поглотить много времени и которые трудно будет разрешить.

Однако плохой психологический диагноз, замаскированный и смягченный уклончивыми многосложными терминами, вызывает у терапевта дурные предчувствия и опасения, которые он рано или поздно передаст пациенту. Если его собственный прогноз лучше, чем прогноз психолога, следующие десять-пятнадцать лет терапевт будет нервничать, опасаясь, что психолог мог оказаться прав. Если пациент спрашивает, не шизофреник ли он, терапевту гораздо легче обсудить честно с ним этот вопрос — на основе собственных наблюдений, чем пытаться скрыть тот факт, что психологические тесты указывают на шизофрению. И терапевт и пациент, если он об этом узнает, будут чувствовать себя загнанными в угол математическими выкладками, которые представляет им психолог; если к этим выкладкам относиться несерьезно, тогда вообще нет необходимости в психологических тестах. На этом основании психологические тесты не рекомендуются — за исключением редких случаев, когда есть ясные указания на их необходимость.

Кстати, во многих случаях психологические тесты используются для «защиты» (то есть, если что-нибудь пойдет не так, есть на кого свалить вину). Честный психолог должен объяснить пациенту, кто от кого и от чего его защищает.

Скрытые исследования.К этому моменту должно быть совершенно ясно, что исследования и лечение должны проводиться раздельно. Если так называемые исследования проводятся тайно, например в виде зеркал с односторонней видимостью или «жучков», это вносит в ситуацию элементы обмана. Нечестный терапевт вряд ли может требовать честности от пациентов, а честность с обеих сторон необходима для лучших терапевтических результатов. Поскольку очевидно, что нечестный терапевт дает меньше своим пациентам, нечестности следует избегать.

Открытые исследования.Если исследования проводятся открыто, терапевту приходится иметь дело с домыслами и предположениями пациентов относительно того, как будет использоваться исследовательский материал. Поскольку практически в каждом человеке есть немного от параноика, риск с обеих сторон почти неизбежен. Поэтому терапевт должен очень внимательно обдумать собственные мотивы исследований или разрешения посторонним вторгаться в группу. Он должен вспомнить об огромных складах, забитых магнитофонными записями, кинофильмами и отчетами тех, чей вклад в лечение пациентов почти незаметен… Превосходные видеозаписи, сделанные на психиатрическом отделении медицинского факультета университета Миссисипи, могут оказаться благодарным исключением из этого пессимистического вывода.

По этой причине лучше не вводить исследование в ситуации, целью которых является терапия. Исследовательская группа с самого начала должна создаваться именно как исследовательская, и терапевтические результаты, полученные в ходе ее работы, должны рассматриваться как вторичные по отношению к исследованию.

Случай-иллюстрация.Когда доктор Кью писал книгу о психотерапии, издатель попросил его включить статистические данные, чтобы продемонстрировать полезность подхода. Доктор Кью упомянул об этом в нескольких своих группах, и пациенты сказали, что с радостью будут содействовать этому. Однако в последующих обсуждениях они высказывали все больше сомнений в ценности и достижимости подобных данных. Предложение начало казаться им неуместным и несообразным. Некоторые пациенты в противовес выдвигали такие, например, соображения: «Перед тем как сегодня прийти на собрание группы, я сидела в ресторане на другой стороне улицы и пила кофе. Я посмотрела на кофейную чашку и неожиданно на самом деле увидела ее. Впервые в жизни я на самом деле увидела кофейную чашку. Но как внести это в статистику?»