Клод Леви-Строс - Первобытное мышление

Теперь сравним социальную структуру аранда и более северной общности — варамунгу, которые также патрилинейны. У варамунгу тотемы связаны с фратриями, иначе говоря, у них инвертированная функция — относительно того, что они выполняют у аранда, и аналогичная (но по-другому) — относительно того, что им присуще у арабана. Географическое положение последних симметрично и инвертировано относительно той же группы отсчета (варамунгу и арабана — соответственно северные и южные соседи аранда). Подобно арабана, у варамунгу имеются отцовские и материнские тотемы, но в отличие от первых у них совершенно запрещены отцовские тотемы, тогда как материнские тотемы разрешены при посредстве противоположной фратрии (у арабана отцовские тотемы разрешены противоположной фратрии при посредстве культовых групп той же самой фратрии).

Роль, отведенная противоположной фратрии, на деле поддается анализу через преобразование. В обрядах умножения у аранда нет рецип-рокности фратрий: каждая культовая группа проводит обряды исключительно по своему усмотрению, при этом на пользу других групп, которым разрешено потребление пищи, прибывающей все более изобильно лишь через посредство группы, совершающей обряд. У варамунгу, напротив, фратрия-потребительница выступает активно, добиваясь того, чтобы другая фратрия проводила выгодные ей церемонии.

Это различие влечет за собой другие, коррелятивные ему. В одном случае обряды умножения — дело индивидуальное, в другом — дело группы. У аранда проведение обрядов умножения, предоставленное инициативе человека, являющегося их обладателем, имеет статистический характер: каждый совершает служение, когда пожелает, и не координирует свои действия с другими. А у варамунгу существует календарь ритуалов и праздники следуют друг за другом в предписанном порядке. Мы вновь обнаруживаем здесь, в плане ритуала, уже выделенную оппозицию (но тогда — для аранда и арабана) между структурами периодической и непериодической, что показалось нам характерным для общности живых и общности мертвых. Формально та же оппозиция существует у аранда, с одной стороны, и у варамунгу и арабана — с Другой, но на этот раз она выявляется в другом плане. Сильно упрощая, можно сказать, что ситуация у варамунгу в двух отношениях является симметричной той, что превалирует у арабана, с тем различием, что в одном случае имеется патрилинейная филиация, а в другом — матрилинейная. В то же время арабана, патрилинейные, подобно варамунгу, противопоставляются своим соседям и с севера, и с юга посредством обрядов, проводимых статистически, контрастирующих с проводимыми периодически обрядами. [65] У аранда "нет установленного порядка… каждая церемония — это собственность определенного индивида"; у варамунгу "церемонии происходят в регулярной последовательности: А, В, С, D" (Spencer, Gillen, р. 193).

И это не все. У арабана и варамунгу тотемические предки мыслятся как отдельные личности, получеловеческий-полуживотный облик которых с самого начала имеет законченный харакгер. Аранда предпочитают концепцию множества предков (для каждой тотемической группы), но представляющих собой неполные человеческие существа. Как показали Спенсер и Гиллен, в этом отношении группы, расположенные между аранда и варамунгу — кайтиш, унматьера, — являют собой как бы промежуточный случай, поскольку их предки изображаются в мифах в виде конгломерата из неполных и полных человеческих существ. В целом в распределении верований и обычаев по оси север — юг проявляется то постепенное изменение от крайнего типа к его противоположной форме, то возобновление одинаковых форм на обоих полюсах, но и тогда в инвертированном контексте — патрилинейном либо матрилинейном, — со структурной инверсией посредине, то есть у аранда:

[[схема отсутствует]]

Мы видим, что, двигаясь, так сказать, от аранда к варамунгу, переходим от системы с коллективной мифологией (множество предков), но с индивидуализированным ритуалом к инвертированной системе, где мифология индивидуализирована, а ритуал — коллективный. Также и по отношению к земле: у аранда она оценивается религиозно (ввиду тотеми-ческого предназначения), у варамунгу — социально (территории поделены между фратриями). Наконец, от юга к северу все более наблюдается исчезновение чуринг, что исходя из предшествующих наблюдений почти предсказуемо, ибо чуринга функционирует среди аранда как единство множественности. Символизируя физическое тело предка, хранимая во владении последовательного ряда индивидов как доказательство их генеалогического происхождения, чуринга свидетельствует об индивидуальной непрерывности в диахронии, что, казалось бы, исключается созданным аранда представлением о мифических временах.

Все эти преобразования необходимо систематически инвентаризировать. Карадьери, у которых мужчина видит во сне, какова тотемическая филиация его будущего ребенка, представляют собой случай, симметричный и инвертируемый относительно аранда, где женщина эту филиацию проживает наяву. Все более настоятельный характер тотемических запретов на севере Австралии предлагает своего рода «кулинарный» эквивалент противопоставлений, присущих в плане экзогамии системам из восьми подсекций. Таким же образом в некоторых популяциях запрещается не только потребление своего тотема, но еще и — полностью либо при каких-то условиях — потребление тотемов отца, матери, отца отца (или отца матери). У кауралаиг, проживающих на островах к северу от полуострова Кейп-Йорк, индивид признает тотемом и свой собственный и тотемы: матери отца, отца матери и матери матери; запрещено вступать в брак в четырех соответствующих кланах (Sharp, р. 66).

Выше мы рассмотрели пищевые запреты, проистекающие из верования, что предок воплотился в животный или растительный вид. Структура этого типа появляется на островах Мелвилл и Батерст, но уже в лингвистическом плане: все омофоны имени умершего избегаются его потомками, даже если это касается обиходных слов с отдаленным фонетическим сходством. [66] Подобно тому как в различных индейских племенах, где запрещение произносить имя родителей супруга распространяется на все составляющие его слова. См. ниже, с. 252. Запретен не плод, [67] В оригинале буквально: "Запретны не бананы, но слова", — что создает определенную игру слов, так как сладкий «банан» как бы замещает пикантно библейское яблоко. — Прим. перев. но слово. Соответственно рассматриваемым группам одни и те же формулы то появляются, то исчезают, тождественные либо перенесенные с одного уровня потребления на другой, имея в виду то обладание женщинами, то употребление пищевых продуктов, то слов в речи.