Клод Леви-Строс - Первобытное мышление

Несомненно, сюда примешиваются чувственные образы, но в качестве символов: это фишки в комбинаторной игре, состоящей в перестановке их согласно правилам, при этом никогда не упускаются из виду эмпирические означающие, которые, по-видимому, ими замещаются.

Задаваясь вопросом о природе мифологического мышления, Боас в 1914 г. пришел к заключению, что "существенная проблема" состоит в том, чтобы узнать, почему повествования, касающиеся людей, "выказывают настолько большое и постоянное предпочтение животным, небесным телам и другим персонифицированным природным явлениям" (Boas, р. 490). Действительно, такая проблема в качестве последнего остатка сохраняется в теоретических построениях по тотемизму, однако, как нам кажется, ее возможно разрешить.

Мы уже установили, что разнородные верования и обычаи, произвольно объединенные под названием тотемизма, не покоятся на идее существенного [81] «Substantiel» означает и "существенный, содержательный", и «питательный». — Прим. перев. отношения между одной или множеством социальных групп и одной или множеством природных сфер.

Они сродни с другими верованиями и практиками, прямо или непрямо связанными с классификационными схемами, позволяющими уловить природный и социальный универсум в виде организованной целостности. Единственное различение, которое можно ввести между всеми этими схемами, сводится к предпочтению, которое никогда не бывает исключительным, того или иного уровня классификации.

Действительно, все уровни классификации характеризуются одной общей чертой: каков бы ни был уровень классификации, установленный данным обществом, требуется, чтобы оно позволило — и даже чтобы это подразумевалось, прибегнуть к другим уровням, аналогичным с формальной точки зрения привилегированному уровню и отличающимся от него лишь своим относительным положением в рамках глобальной системы отсчета, действующей посредством пары контрастов: между общим и частным, с одной стороны, и между природой и культурой, с другой стороны.

Ошибка приверженцев тотемизма заключалась в произвольном выкраивании одного уровня классификации: уровня, образованного отнесением к природным видам и приданием ему значимости института. Но, как и все уровни, данный уровень — один среди прочих, и нет никакого основания считать его более важным, чем, скажем, уровень классификации, основанной на абстрактных категориях, или чем уровень, использующий классы наименований. Значимо не столько присутствие либо отсутствие того или иного уровня, сколько существование «устойчивой» классификации, дающей той группе, которая ее принимает, интеллектуальный инструмент, средство попадания "в точку" на всех планах, от наиболее абстрактного до наиболее конкретного и от наиболее близкого культуре до наиболее природного плана.

Боас в своем уже упомянутом исследовании подвергал сомнению, что столь частое предпочтение, отдаваемое классификациям, вдохновленным природной моделью, может объясняться "отличительным и индивидуализированным характером животных видов… который позволяет легче — чем неразличимым членам человеческого вида — приписать им роли в повествовании" (L, с.). Нам все же представляется, что Боас здесь почти усмотрел одну важную истину. Чтобы признать ее, было достаточно, в противоположность часто утверждаемому положению, чтобы Боас не сводил сказку или миф к простому повествованию, а попытался отыскать за мифологическим дискурсом схему, образованную прерывистыми Оппозициями, лежащими в основе его организации. С другой стороны, естественная «различительность» биологических видов обеспечивает мышление не какой-то определенной и непосредственной моделью, а скорее средством подступа к другим различительным схемам, в свою очередь отражающимся в ней. В конечном счете, если зоологические и ботанические классификации используются чаще и охотнее, чем другие, то это может происходить по причине их промежуточного положения, на одинаковом логическом расстоянии от крайних классификационных — категориальной и сингулярной. Действительно, в понятии вида уравновешиваются точка зрения объема и точка зрения содержания: [82] Автор имеет в виду термины формальной логики: объем и содержание понятий — extension, comprehension. — Прим. перев. рассмотренный отдельно вид есть собрание индивидов, но по отношению к другому виду это система определений.

И это не все: каждый из этих индивидов, теоретически неограниченное количество которых образует вид, является неопределенным по объему, поскольку представляет собой организм — систему функций. Таким образом, понятие вида обладает внутренней динамикой: собрание, подвешенное между двумя системами, вид есть оператор, позволяющий (и даже обязывающий) перейти от единства многообразия к многообразию единства.

Как показано нами в другом месте (6, р. 133ff), Бергсон предвидел важную роль, которую, на основе своей логической структуры, сможет сыграть понятие вида в критике тотемизма. Но имеются все основания опасаться, что если бы ему пришлось уточнить свою интерпретацию, то он не ограничил бы ее субъективным и практическим аспектом отношения между человеком и миром природы, как это показывает случай с сотрапезником, спрашивающим "о том, что сегодня на завтрак", и любопытство которого полностью удовлетворяется ответом: "телятина"(31). [83] Впрочем, ошибочную, как в случае с животным, так и в случае с человеком: усилия основать в Африке природные парки, предназначенные для сохранения исчезающих видов, натолкнулись на следующие трудности: если даже площади пастбищ хватает, животные используют их как порт приписки и отправляются весьма далеко за пределы заповедника в поисках растений, более богатых протеинами, чем на пастбищах, которые отведены им на том простом основании, что они достаточно обширны (Grarnek, р. 20). Следовательно, травоядному интересно не растение, но различия между видами растений…

Поистине значимость понятия вида объясняется не столько склонностью практического агента растворять это понятие в роде, имеющем биологические и утилитарные основания (что вызывает в памяти применительно к человеку знаменитую формулу": "Именно трава вообще привлекает травоядное"), сколько его презумпцией объективности: разнообразие видов предоставляет в распоряжение человека наиболее интуитивный образ, дающий самое непосредственное выражение, которое можно постичь, конечной прерывности реального: это чувственное выражение объективной кодировки.

Действительно удивительно, что для объяснения разнообразия видов современная биология ориентируется на схемы теории коммуникации. Мы не можем заходить в ту область, проблемы которой вне компетенции этнологии. Но если верно, как это допускают биологи, что какие-то два миллиона ныне живущих видов следует интерпретировать в их анатомическом, физиологическом и этоло- гическом многообразии в зависимости от хромосомных формул, каждая из которых сводится к отличительной периодичности размещения четырех терминов в молекулярной цепи, тогда, вероятно, мы с полным основанием зависим от особого значения, признаваемого людьми за понятием вида. Мы, пожалуй, поймем, каким образом это понятие может обеспечить способ чувственного постижения объективно данного в природе сочетания и что деятельность ума и собственно социальная жизнь лишь заимствуют это понятие для создания новых таксономий. Относительно смутного обаяния, всегда и везде производимого на людей понятием вида, тайна которого была бы, таким образом, раскрыта, смутное обаяние, производимое тотемизмом на мышление этнологов, уже составит лишь частный случай.