Эверетт Шостром - Человек - манипулятор

Теперь я становлюсь более самоактуализирующей и осознаю, что делаю. Здесь, возможно, опять вылезает мой интеллектуализм, но мне необходимо знать и понимать, что я делаю, прежде чем я смогу измениться. Я уже отказываюсь от роли ребенка: я задаю вопросы и раскрываю себя перед другими более честно и полно, а не так, чтобы создать наиболее благоприятное впечатление. Я начинаю понимать, что знание всего и неизменная правота не приводит к сближению с людьми. Это сложно, но я допускаю неудачи и вступаю в дискуссии и разговоры на те темы, о которых знаю мало, но не претендую на полную информированность. Допуская свою слабость и ограниченность, мне легче принимать себя и тот факт, что я не совершенство. Это, в свою очередь, дает мне более правдивое и реальное впечатление о себе и позволяет мне более полно использовать те способности, которыми я обладаю. Принимая свой страх, я становлюсь на путь его преодоления конструктивными и здоровыми методами.

Я больше актуализирую, задавая людям вопросы, касающиеся моих взаимоотношений с ними, и не молчу, чтобы не задевать своих чувств. Я также говорю людям, что думаю и чувствую, не приукрашивая свои слова тем, что «следует» говорить или что «мило», даже если это неправда. Я считаю, что такое поведение не оказывает отрицательного воздействия на мои отношения с другими; фактически оно даже укрепляет мою дружбу с ними и делает ее значительнее.

Я знаю, что мне еще далеко до полноценного функционирования. Но когда я вижу свой прогресс, это ободряет меня и я все более способна брать на себя ответственность. Я становлюсь актуализатором.

Я манипулятор. Чтобы признаться в этом, я призвал всю свою честность. Обычно исповедь — дело прихожанина, а не проповедника. Чтобы признать слабость, сомнения, смущение и особенно моральные провалы, нужно лишить священнослужителей тех нимбов, которыми слишком уже необоснованно увенчаны их головы.

Тем не менее, хотя это совершенно мне не свойственно, я признаю, что я человек. Более того, как человек, я столкнулся с одной из вечных проблем человечества — манипулированием. Мои взаимоотношения с другими часто характеризуются обманом, неосознанностью, контролем и цинизмом. Это не всегда преднамеренно и, уж конечно, это не проявления хитрости — манипулирование в большинстве случаев происходит на бессознательном уровне.

Манипуляции возникают так естественно. Слово «совершенство», несмотря на то, что оно не произносится, является лейтмотивом обращения ко мне как священников, так и мирян. Я гордился собой, думая, что сломал церковные стереотипы, потому что одевался не так, как одевались все священники, ездил не на таких машинах, на каких ездили они, встречался не с такими девушками, с какими встречались они, и женился не на такой, на каких обычно женятся они (знаете, такие типичные жены проповедников). И все же на самом деле я не ломал никаких шаблонов, и не сломал их до сих пор. Я все еще пытаюсь исполнять роль морального авторитета и Судьи.

У меня это неплохо получалось, по крайней мере я так думал. Та работа, которую я выполнял в каждом приходе, "представителями власти" оценивалась положительно, да и прихожане были всегда очень довольны. Но в этом успехе я терял самого себя. Лишь в последние два или три года я пытаюсь допустить, что то одиночество и тревогу, пустоту и отчаяние, которые я видел в других, лишь отражали то, что переживал я сам. Это признание пришло ко мне постепенно и доставило мне много страданий. Тот, кого считали духовно совершенным, примером в жизни, не может с легкостью отказаться от этой приятной иллюзии. Моя ревностная и неукротимая преданность своей профессии священника заменяла признание моей зависимости от других и потребности в них.

Мои взаимоотношения с женой были (и до какой-то степени до сих пор остаются) манипулятивными. Она воспринимает меня как Великого Диктатора, а не как тюфяка, как следовало бы, и я поддерживал в ней эту иллюзию. В моей жизни было много сфер, в которые ей не позволялось проникать, и в этом заключались две огромные ошибки. Во-первых, я не желал раскрывать перед ней свою душу и допускать свою моральную неустойчивость. Во-вторых, я не давал ей привилегии быть собой, потому что воспринимал ее как существо, которое я должен был защищать. В качестве Защитника я сделал ее сверхзависимой и таким образом имел возможность держать ее под контролем. Хотя она и способна к глубоким чувствам, я уверен, что задавил ее чувствительность. Она, в свою очередь, чтобы доставить мне удовольствие, притворялась такой, какой она никогда не была и не могла быть. Изо всех сил стараясь не обидеть ее, я обижал ее очень сильно.

Церковь стала для меня прибежищем. Я упорно отстаивал моральные требования в ущерб личности и под страхом признания собственных искушений и сомнительных чувств. Я стал работать «богом», которому я ежедневно при носил жертвы и прикрываясь которым мог отдыхать от своей семьи, реального мира и самого себя.

Я родился в бедной и необразованной семье, то есть происхожу из "культурно депривированных" слоев общества, поэтому мои амбиции к достижению завышены. Тот факт, что, несмотря на незаконченное среднее образование, я получил две академические степени, побудило меня испытать себя. В результате меня замучило чувство вины за "порочные желания". Эта вина часто доводила меня до отчаяния, когда я пытался связать желание действительно служить священником и навязчивое стремление добиться роста карьеры.

Постепенно я начинаю принимать существующие во мне противоположности как собственную личность. У меня есть гордость, но я смирен. Я эгоист, и я альтруист. Я притязателен, но зависим. Я люблю, и я ненавижу. Я восхищаюсь и презираю. Я слабый и сильный. Я доверяю себе, и все же очень склонен к соперничеству. Как часто мне приходилось испытывать чувство вины из-за какого-то неосознаваемого источника осуждения за мои амбиции! Как много радости от достижения я потерял из-за того, что достижение было вплетено в мою глобальную программу профессионального успеха.

Но жизненная игра теперь стала для меня важнее. Более того, на первое место вышла моя вера в себя, понимание потребности в самовыражении, радость от общения с людьми, зависимость от других. Иногда доминирует желание победить в этой игре, и тогда я срываюсь на жене, детях и прихожанах, но постепенно важность выигрыша в традиционной профессиональной интерпретации снижается, а важность быть человеком — мужем и отцом, а затем священником — растет.

Я — загадка и тайна, манипулятор и актуализатор. Долгое время я пытался быть кем-то: Священником Джоном К. Теперь меня вдохновили слова Бубера: "В грядущей жизни меня не спросят, почему я не был Моисеем. Меня спросят: "Почему ты не был Мартином Бубером?"" Так и меня не спросят: "Почему ты не был Священником Джоном К.?", — меня спросят: "Джон К., почему ты не был?" Мой вариант продолжения этого диалога: "Я манипулятор; я становлюсь актуализатором".