Павел Волков - Разнообразие человеческих миров

Бывает, что крепкие, статные эпилептоидные женщины с дисфорическим огнем в глазах своею хищной красотой повергают некоторых психастеников, циклоидов в рабское подчинение.

Эпилептоиды настоящие ревнивцы. Однако многим женщинам пусть мешает, но все-таки льстит и нравится эта мужская ревность. Эпилептоид иногда с примесью особого удовольствия выслеживает объект своей ревности. Одно представление, что она (он) кого-то сейчас жарко обнимает, приносит с собой одновременно боль и распаляет страсть. У тех, кому это особенно приятно, возможно, имеется неосознанная склонность к групповому сексу.

Эпилептоидные родители зачастую уверены, что знают то, что нужно их детям, лучше, чем сами дети. В случае собственного дискомфорта могут срываться на детях, при этом без чувства вины, в отличие от астеника, психастеника. Любят поучать детей, попутно возвеличивая себя, расписывая, какими молодцами были в детстве, как слушались родителей (часто все было наоборот). Сами обижают своих детей, но посторонним в обиду не дадут. Дети, замечая неподлинность родительской нравственной позиции, усваивают для себя следующую норму: «можно делать все что угодно, но чтобы никто об этом не знал» /16, с. 179/.

Эпилептоидная женщина бывает крайне неприятной свекровью. Любя своего сына «тяжелой» авторитарной любовью, она не может себе представить, что какая-то другая женщина займет ее место в его сердце. Сын, в которого она столько вложила сил и надежд, должен принадлежать только ей. Такой женщине иногда невыносимо сознавать, что у «ее мальчика» с другой женщиной возникает особо близкая сексуальная связь, и тогда она как мать конкурировать с этой женщиной не может. Ей больно наблюдать, как ее сын ласково смотрит на другую, прислушивается к ней, стремится проводить с ней все свободное время. Мысль о том, что та женщина тоже любит ее сына и желает ему счастья, нисколько не успокаивает такую свекровь, так как она твердо убеждена, что только она — мать — должна быть главной в его жизни. Отсюда у такой свекрови всю жизнь сохраняется яростное неприятие своей невестки, и иногда эта ярость доходит до того, что она готова сделать все, чтобы разбить семью сына. Интересную манипуляцию на данную тему отметил В. П. Руднев в действиях эпилептоидной Кабанихи, которая, ревнуя своего сына к Катерине, завуалированно подталкивает последнюю к супружеской измене и тем самым разрушает их семью /16, с. 165–185/.

Благородные, порядочные эпилептоиды могут быть хорошими родителями. Воспитывают детей по всем правилам, занимаются их здоровьем, следят за учебой, приучают к выполнению работы по дому, учат уважать старших, чтить традиции. Когда дети подрастают, то приучают их к самостоятельности, труду, стараются подготовить к суровой правде жизни без иллюзий и розовых очков. На воспитание детей не жалеют времени и сил, воспитывают без жестокости, но строго, стараются привить детям честность и чувство ответственности. Сами являются хорошими образцами в этом отношении.

Эпилептоидам часто становится плохо в семье в старости, потому что, старея, они теряют власть, дети их больше не слушаются, живут своей жизнью, как хотят. В этой ситуации эпилептоиды чувствуют себя несчастными, беспомощными и если не находят отдушину в гневных разговорах о непорядках и политике, то для них окажется удачным, если кто-нибудь из внуков выберет время для стариков, чтобы дать им возможность выговариваться. Это может продлить жизнь эпилептоида. Съедаемый сильными невыраженными аффектами эпилептоид склонен к сердечно-сосудистым, желудочно-кишечным (язвенная болезнь) заболеваниям.

Люди данного типа часто воинствующие материалисты, презирающие все идеалистическое как вредную выдумку. Порой смысл жизни понятен им без поисков и размышлений — это удовлетворение своих сильных влечений и радости власти. Среди эпилептоидов встречаются, несмотря на некоторую ограниченность, и духовные люди с чувством святого в душе, философскими поисками, размышлениями о жизни. Однако и в их духовных размышлениях звучит тема власти с ее многоликими гранями, стремление воевать за правду, бичуя недостатки, как видно, например, в злой сатире Салтыкова-Щедрина.

Бывает, что человек данного типа по причине воспитания или сам с годами приходит к вере в Бога. Здесь он тоже отличается сверхубежденностью в истинности своей веры, как правило, не сомневается, что попадет в рай, гневно проклинает иноверцев, уверен, что их ждет кара Небесная. Верит трудолюбиво, истово, с соблюдением всех обрядов. Бог у него получается тоже напряженно-авторитарным, как и он сам. Его Бог — неумолимый судия, карающий за грехи и крепко держащий все мироздание в своей властной руке. Мир полон крови и страданий грешников, и это правильно. Милосердие — это слабость. Эпилептоид может порой делать, что ему хочется, и Бог тут ему не помеха, наоборот, он Богом оправдывает свои грешные поступки. Такой авторитарно-напряженной верой отличался дед М. Горького, описанный им в автобиографической повести «Детство» /17, с. 68–74/.

Разумеется, касаясь духовной жизни, можно говорить лишь о типичности, определенных тенденциях, так как очень многое зависит от конкретного эпилептоида, его одухотворенности и ума.

Дифференциальный диагноз — это разграничение одного состояния от другого, похожего на него. В типичных случаях эпилептоида легко узнать по дисфорической злобноватой напряженности, в атмосфере которой не чувствуешь себя раскованным и невольно подбираешь слова под собеседника. От эпилептоида исходит аура напряженности, тяжеловесности, обстоятельности. Отчетливо чувствуется прямолинейность эпилептоидного мышления. В разговоре он настаивает на своем. Его мысль движется в некоем «коридоре», его трудно сдвинуть с уже занятой позиции.

«Взгляд удава на кролика», тяжелая осанка, уверенный, «впечатывающий» голос, атлетоидное телосложение, цельность характера, прямолинейная основательность рассуждений — все говорит в пользу данного характера. Если становится известно, что данный человек «озабочен» сексом, любит солидно покушать, склонен к борьбе и агрессивным разрядам (обычно это утаивается), тяжелой ревности, подозрительности, ценит в жизни надежность и толковость и испытывает антипатию к запутанным и отвлеченным рефлексивным рассуждениям, нерешительности, то диагностическое впечатление еще более усиливается.

В случае гиперсоциального эпилептоида ядро характера прикрыто слащавостью, угодливостью. Слишком много «сладенького» в человеке должно всегда настораживать. Такой эпилептоид выдает себя лакейскими манерами, вертлявостью телодвижений, чрезмерным употреблением ласкательно-уменьшительных словечек. Однако сквозь все эти наслоения ощущается дисфорично-авторитарное ядро характера. У гиперсоциальных эпилептоидов атлетоидное телосложение встречается не часто.