Игорь Кон - Мальчик – отец мужчины

Новые образы и стереотипы, на которые ориентируется массовое сознание, создают не академические ученые, тяжелодумы и скептики, требующие строгих доказательств и проверок – «Да был ли мальчик-то? Может, мальчика-то и не было?» – а быстрые и яркие журналисты, которые схватывают поверхность явлений, не заботясь об основательности диагноза. В наше время любая молодежная мода или течение мгновенно превращается из поведенческого феномена в новый «тип личности». Сегодня мир оказывается населенным «метросексуалами», завтра их сменяют «асексуалы», послезавтра – «вечные дети», и все эти образы воздействуют на массовое сознание как самореализующиеся прогнозы.

Левада-Центр в 1992 и 2007-м годах задавал россиянам от 18 лет и старше вопрос: «Что такое, на ваш взгляд, детство?» Ответы оказались существенно разными ((Левинсон, 2008):

Сдвиги сводятся к трем моментам: 1. Значительно ослабла идеализация детства, ассоциация его с чувством счастья и полноты жизни (снижение с 37 до 5 %). 2. Стала больше подчеркиваться свобода от обязанностей (рост с 1 до 22 %). 3. Ослабло приписываемое детям желание побыстрее вырасти (снижение с 51 до 40 %, хотя эта атрибуция остается главенствующей). Какие из этого можно сделать выводы? Первое: налицо некоторая демифологизация «счастливого детства». Второе: уставшие под бременем повседневных забот взрослые завидуют детской безответственности, «стремление стать ответственным человеком уступило место беззаботности» (Ярская-Смирнова и др., 2008). Но вторая интерпретация выглядит спорной: из того, что взрослые приписывают какие-то свойства детям, не вытекает, что они хотели бы вернуться в детский возраст.

Здесь есть интересная проблема. На Западе много лет существует представление, что современная молодежь, особенно мужская, все чаще ориентируется на образ «вечного ребенка», воплощением которого является герой романа английского писателя Джеймса Барри (1860–1937) Питер Пэн – маленький мальчик, категорически не желавший взрослеть, предпочитая беззаботную жизнь с такими же веселыми «потерянными», выпавшими из социальной коляски возраста, мальчиками в сказочной стране Нетинебудет. Обаятельный образ Питера Пэна привлек к себе симпатии детского, и не только детского, читателя, но психиатры и психологи усмотрели в нем описание опасной болезни – инфантилизма. Под влиянием популярного бестселлера Дэна Кайли «Синдром Питера Пэна» (1983) этот термин стал неофициальным диагнозом поп-психологии, обозначающим социально незрелого взрослого. Наложившись на юнгианский архетип puer aeternus, синдром Питера Пэна обозначает желание мужчины всегда оставаться юным и не принимать на себя ответственности.

Как всегда в поп-психологии, происхождение и признаки синдрома объясняются весьма противоречиво. С одной стороны, его приписывают мальчикам, детство которых было настолько счастливым, что они не хотят и не могут с ним расстаться, с другой стороны – тем, кого матери в детстве недолюбили. Но в любом случае это патология. «Вечные мальчики» не способны к выражению любви; отказываются разделять с кем-либо свои чувства; не способны понять чувства других людей, особенно женщин; испытывают чувства вины и трудности эмоциональной разрядки; не имеют настоящих друзей; легко впадают в панику и чувствуют себя одинокими. Короче говоря, они могут благополучно существовать только в сказочной стране Нетинебудет, в реальной жизни им места нет.

По мере автономизации молодежной культуры и плюрализации мужских идентичностей псевдодиагноз стал обозначением социально-психологического, группового феномена. Английский ученый Эндрю Калькутт в книге «Задержка развития: поп-культура и эрозия взросления» (1998) предположил, что современное общество все более активно демонстрирует свое нежелание взрослеть. Введенный им термин kidult (взрослый ребенок, от английских слов kid – ребенок и adult – взрослый) обозначает людей среднего возраста, подчас вполне карьерно успешных, неплохо зарабатывающих и занимающих достаточно высокое социальное положение, но одновременно увлекающихся сказками, мультфильмами, игрушками и прочими атрибутами детства. Главная черта кидалтов – бегство в детство, уход от стрессов и проблем делового мира в мир иллюзий. Этому соответствуют такие черты и стили поведения, как беззаботность, легкое отношение к жизни, минимум обязательств перед окружающими, неспособность или нежелание рационально воспринимать реальность.

Культ незрелости активно пропагандируется многочисленными молодежными поп-группами и интернет-сайтами, типа британского «Воссоединения друзей» или российских «Одноклассников», пробуждающих у пользователей сентиментальную ностальгию и озабоченность по поводу школьных дней, что прежде было прерогативой пожилых, а сейчас стало забавой для тех, кому чуть более двадцати. Ребячливость, пролонгирование детства и молодости становятся общемировым трендом. Кидалт – это не лузер, сидящий перед компьютером, заваленный пустыми банками из-под пива. Индустрия для кидалтов рассчитана на людей с неплохим доходом – лузерам она недоступна.

Увлечение детскими играми сопровождается уходом из некоторых взрослых занятий. В ряде стран мира отмечен рост числа молодых взрослых, которые возвращаются домой после некоторого периода жизни отдельно (например, во время учебы): доля тех, кто вернулся в отчий дом, выросла с 25 % в 1950-м до 46 % в 2001-м. В Японии 70 % одиноких работающих женщин в возрасте 30–35 лет живут с родителями, в США со своими родителями живут 18 млн 20-34-летних, а это 38 % всех одиноких молодых взрослых. Появился новый термин – «дети-бумеранги». Дело даже не в том, могут ли они жить одни, а в том, что самостоятельность перестала цениться. Такие идеалы, как зрелость, ответственность, преданность, противоречат преобладающей в современной повседневной жизни культуре непостоянства.

Эти тенденции присутствуют и в России, несмотря на ее социальную неустроенность и сравнительную бедность. «Хотя, по большому счету, бедных у нас не убавилось, но тех, кто раньше был готов идти на баррикады, и их детей уже перестала заботить такая "патетическая муть", как отношения режима и оппозиции, свобода слова, социальные проблемы и неравенство. Настало время веселых, непонимающих и бессердечных…» (Ярская-Смирнова и др., 2008).

Самая яркая книга в этом ключе – недавний бестселлер Майкла Киммела «Гайленд: Опасный мир, где мальчики становятся мужчинами» (Kimmel, 2008). Киммел пишет, что переход от подросткового возраста (adolescence) к взрослости (adulthood), который раньше был ясным, последовательным и относительно надежным и завершался в двадцать с небольшим лет, когда молодые мужчины оставляли «детские забавы» и становились отвественными взрослыми, теперь стал более проблематичным и запутанным. Эту новую территорию и одновременно фазу развития, лежащую между 16 и 26 годами, Киммел называет Гайлендом (от слова guys – ребята, парни). Проинтервьюировав около 4 000 старшеклассников, членов студенческих «братств», военных училищ и посетителей молодежных баров, Киммел нашел, что эти молодые люди, называющие себя и друг друга «ребятами» (от отличие от «мальчиков» и «мужчин»), живут в особом игровом мире, независимом от требований родителей и в то же время свободном от «взрослой» ответственности. Они общаются друг с другом без особых обязательств, занимаются сексом, накачивают мускулы, развлекаются техническими играми, посещают спортивные зрелища и т. п. На первый взгляд это всего лишь продление мальчишества, но за ним скрывается рождение нового, более опасного социального мира, со своими собственными увлечениями и занятиями, начиная с обычных видеоигр, спорта и музыки и кончая такими экстремальными вещами, как хейзинг и сексуальное насилие. Обитатели этого перевернутого мира (число мужчин от 16 до 26 лет составляет свыше 22 миллионов, больше 15 % всего мужского населения США) уклоняются от принятия социальной ответственности, откладывают вступление в брак и рождение детей, концентрируют усилия на развлечениях и в то же время чувствуют себя крайне неуверенно. Оставаясь, по сути дела, мальчиками, они прилагают героические усилия, чтобы вопреки очевидности доказать себе и другим, что они «настоящие мужчины», причем эти «доказательства» становятся все более опасными как для окружающих людей, так и для них самих. Сегодняшние «ребята» вынуждены соперничать не только друг с другом, но и с женщинами. Их социально-профессиональное будущее выглядит все более проблематичным. Они сами не знают, когда они «вырастут». Многие социальные переходы, которые раньше осуществлялись в двадцать с небольшим лет, сегодня откладывают до тридцати с лишним лет. Особенно заметна отсрочка такого критерия взрослости, как вступление в брак и рождение детей. По данным американских переписей населения, в 1960 г. к 30 годам состояли в браке и имели детей 77 % женщин и 65 % мужчин, в 2000 г. эти цифры снизились до 46 и 31 %. В отличие от консерваторов Киммел видит в этих сдвигах и положительные моменты, однако новые проблемы нельзя замалчивать и игнорировать.