Игорь Кон - Мальчик – отец мужчины

Новые проблемы возникают и в семейной социализации мальчиков. Старая патриархальная семья была жесткой и авторитарной, современное воспитание гораздо мягче. Однако в малодетной и эгалитарной семье мальчик-первенец утратил свое привилегированное положение, а безотцовщина лишает его мужских ролевых моделей. Хотя сыновья сильнее дочерей тянутся к отцовскому началу, по многим параметрам, включая эмоциональные, они, как и девочки, чувствуют себя ближе к матери. Попытки почерпнуть положительный опыт семейного воспитания из патриархального прошлого успеха не имеют, потому что современная малодетная семья качественно отличается от этих образцов, в ней нет условий для соответствующих практик. Важные психолого-педагогические открытия последних лет – выяснение того, что а) степень влияния родителей зависит не от их соответствия стандартным гендерно-ролевым моделям (ласковая мать и строгий отец), а от их индивидуальных человеческих качеств и б) важнейший фактор долгосрочного психического благополучия ребенка, особенно мальчика, и профилактики его включения в криминальную среду – теплый семейный климат, эмоциональная и моральная поддержка со стороны родителей. В этом ключе следует рассматривать борьбу за запрет телесных наказаний и усилия по улучшению психолого-педагогической подготовки родителей.

Ломка привычного гендерного порядка и связанное с нею ослабление поляризации нормативной маскулинности и фемининности развертываются и в школе. Споры о том, кому – мальчикам или девочкам – благоприятствует современная школа, представляются социологически некорректными, в них не уточнены ни сферы и критерии благоприятствования (учебная успеваемость, общение, субъективное благополучие), ни субъекты, с позиций которых производится оценка (общество, государство, родители, учителя или дети разного пола и возраста).

С точки зрения академической успеваемости, девочки везде и всюду заметно опережают мальчиков, но это происходит не за счет мальчиков, учебные показатели которых в большинстве развитых стран (но не в России) также улучшаются, а просто потому, что девочки учатся лучше. С каждым следующим поколением доля девочек с полным средним и университетским образованием становится больше, чем доля мальчиков. Тем не менее, разница по гендерно-сензитивным предметам (математические и технические дисциплины, где мальчики традиционно опережают девочек, и язык и литература, где они традиционно сильно отстают) всюду сохраняется. Ученые объясняют это по-разному, но за направленностью интересов и мотивационными различиями явно стоят социально-экономические факторы.

Для мальчиков главный, стержневой, процесс школьной, как и всей прочей, жизни – выстраивание собственной маскулинности, в которой учеба, особенно у выходцев из низших слоев, занимает подчиненное место, а старательность считается скорее отрицательным качеством. Отсюда – более критическое, чем у девочек, отношение к школе и учителям и связанное с этим большое количество дисциплинарных конфликтов. Воплощение антишкольного этоса – такая специфическая форма мальчишества, как пацанство (лэддизм).

Одна из сложнейших проблем современности, не имеющая ни теоретического, ни практического решения, – феминизации школы и вообще всей образовательной системы. Воспитание и обучение мальчиков всегда и всюду считалось исключительно мужским занятием, эта установка имеет как биолого-эволюционные, так и социокультурные (гендерное разделение труда) предпосылки. Ослабление отцовского начала в семье и феминизация всех институтов воспитания и обучения детей делает проблему дефицита мужского влияния еще более острой. Однако к возращению в школу мужчины-воспитателя современное общество ни экономически, ни психологически пока не готово. Все призывы и декларации блокируются низкой оплатой педагогического труда, с которой мужчина не может согласиться (для женщин эта роль традиционна и потому хотя бы неунизительна), а также гендерными стереотипами и идеологической подозрительностью, родительской ревностью, сексофобией и гомофобией, вследствие которых интерес мужчины к детям автоматически вызывает подозрения в педофилии или гомосексуальности. Роль мужчин во внешкольной педагогике (спортивные занятия и т. д.) также выглядит проблематичной: в мужчинах нуждаются, но одновременно им не доверяют, а единственная востребованная ролевая модель – молодой мачо. Все это существенно осложняет воспитание мальчиков.

Другая проблема, которая уже 20 лет находится в центре внимания мирового психолого-педагогического сообщества, за исключением России, – школьное насилие, буллинг и хейзинг. Силовые отношения и особенно способы их ритуализации в той или иной форме присутствуют во всех закрытых разновозрастных мужских сообществах, поэтому их часто описывают по аналогии с древними обрядами перехода и инициации. Однако здесь имеет место множество социокультурных и психологических вариаций, знание которых позволяет существенно снизить распространенность буллинга, сделать его менее жестоким и смягчить его наиболее опасные психологические последствия. Хотя буллинг, как и другие формы детской агрессии, традиционно считается мужским поведением, его, включая быстро растущий кибербуллинг, девочки-подростки все чаще практикуют в отношении своих подруг и даже мальчиков, причем делают это с изощренной жестокостью. Это еще раз показывает, как тонка и подвижна грань между «мужским» и «женским» и как важно учитывать индивидуальные и социальные факторы развития.

Не имеет однозначного решения и вопрос о плюсах и минусах совместного (разнополого) и раздельного (однополого) обучения. Люди, которые одинаково плохо знакомы с психологией и историей образования, считают решающим доводом в пользу раздельного обучения различие мужских и женских способностей. Оставляя в стороне крайнюю сложность самой проблемы способностей, следует сказать, что ни одна система образования в мире никогда не строилась на этом основании. Все спонтанные, «естественные» детские сообщества были, как правило, однополыми; общества и культуры лишь закрепляли и легитимировали спонтанную сегрегацию. Что же касается школы как института, то первоначально она была создана исключительно для мальчиков, чтобы подготовить их к внесемейной деятельности, к которой девочки просто не допускались. Выравнивание содержания мужского и женского образования, а затем и совместное обучение стали возможны лишь после того, как женщины получили доступ к традиционно мужским профессиям и достигли в них немалых успехов. Совместное обучение расширяет диапазон общения и совместной деятельности мальчиков и девочек, сближает их интересы, способствует гендерному равенству и облегчает индивидуальный выбор занятий безотносительно к гендерным стереотипам. В то же время оно противоречит тенденции спонтанной сегрегации мальчиков и девочек, осложняет работу учителей и создает психологические трудности в освоении детьми некоторых гендерно-сензитивных предметов. Выходом из этого положения может быть проведение раздельных уроков по этим предметам. Создавать ради этого отдельные мужские и женские школы или постоянные однополые классы в рамках совместной школы мне представляется нецелесообразным, социально-педагогические издержки (закрепление гендерных стереотипов, усиление буллинга и дисциплинарных проблем в мужских школах и т. п.) окажутся больше приобретений.