Владимир Леви - Наемный бог

А истина — это жало, мы вынуть его не осмелились. Скрывайте, прошу вас, жалость, она порождает ненависть. Безумие смертью лечится, когда сожжена личина… Дитя мое, человечество, неужто неизлечимо!

И эта глава, почти вся — повествование от лица психотерапевта Антона Лялина: подробные воспоминания о некоторых эпизодах его жизни, о детстве и о работе, выдержки из переписки…

Стволовая линия: история отношений с еще одним персонажем — можно сказать, антигероем, тоже гипнотизером, и очень сильным.

Появляется и Калган, мельком, но значимо…

Тхника быстрого счастья

— Простите, можно? — запоздало постучал, ввалившись в кабинет и увидев, что мой друг не один.

— Да-да, вы назначены!..

С поспешной зверской гримасой Лар указал мне на стул в углу:

— Мы скоро закончим, а вы бай-бай, поспите. Приспуститесь чуть ниже… Мышцы расслабьте… Голову к спинке стула. Запрокиньте немного, вот так… Внимание. Я вас гипно… Закрыть глаза. Спать-спать-спа-ааать… Вам тепло-оо, вам хорошо-о-ооо… Засыпаете глубже… все глууубже…

"Ага, — подумал я с грустным злорадством, принимая игру, - вот и до тебя добрались, коллега.

Вздремнем, пожалуй. Стул у тебя, однако ж, не по назначенью скрипуч…"

Ларион Павлов, Ларик.

Занимаемся мы, как и прежде, одним и тем же, но в разных точках и по несовпадающему расписанию. После приемов и сеансов приходится еще посидеть час-полтора, чтобы записать чепуху на медкарточках. Делать это при пациенте психотерапевту нельзя. На рабочем столе может быть что угодно: кукла, чайник, жираф, но никаких документов. А лучше и без стола.

Ларик немножко медведь, крупен не ростом, но статью; не догадаться, что под этой неброской уютной мягкостью сидит силища. Хорошо шел по вольной борьбе, еще новичком тушировал чемпиона Москвы. Однокурсник, но институт кончил на год позже: вдруг заболел, пришлось взять академотпуск. Нелады были с кровью нешуточные, и Лар, как признался потом, уже разработал во всех деталях сценарий самоотправки в отпуск иной, но там, куда собирался, распорядились иначе…

Я прозябал ординатором самого буйного отделения самой мрачной из городских психолечебниц, Лар распределился туда же. Старались дежурить вместе. В промежутках между приемами, обходами и психофилософскими диспутами устраивали всплески детства: боролись, боксировали, гоняли спущенный мяч в здоровенной луже позади морга, вели бесконечные шахматные сражения, поочередно бросали курить, вместе доламывали Лариков автомобиль, старенькую «Победу», гастролировали с лекциями-сеансами, гипнотизировали, был грех, опупелую публику каких-то дворцов культуры…

В периоды личных драм усиленно веселились; отсыпались на охоте, выжимали из себя дребедень для научных симпозиумов.

А потом как-то одновременно опомнились.

Хотел Ларушка прожить незаметно, да вот, поди, угораздило за один сеанс вылечить от импотенции аппаратчика, тот привел еще одного, тот упросил за дочку, дочка за мужа, муж за приятеля…

Ну, отдувайся. Запрокинув голову, как было указано, сквозь приспущенные ресницы разглядел гостя. Журналист, опытный репортер. Сидит в кресле все глубже. Заинтересованный взгляд в мою сторону:

— Это фаза каталепсизма?

— М-м… Уже глубже. Все глубже.

— Великолепно храпит. Трудный, видимо, пациент? И не проснется, хоть из пушки стреляй, пока вы не дадите команду?

— Ни в коем случае.

— Честно?.. Я видел таких у Оргаева, он их пачками превращал в Рафаэлей. По команде открывали глаза, хватали кисточки, рисовали как полоумные, то есть все художники в этом смысле… немножко того, да?.. Как рявкнет — засыпают опять. Взгляд у него, я вам скажу. Психополе кошмарной силы, пот прошибает. А сам как потеет… Я их спрашивал потом по собственной инициативе, ну, вы понимаете, хочется углубиться, мы, журналисты, народ настырный, дотошливый… Почему, одного спрашиваю, вы, уважаемый Рафаэль, не написали Мадонну? А зачем, говорит. Я, говорит, сантехник.

— Сообразительный Рафаэль.

— Вы страшно устаете, доктор, тратите столько энергии. Средний гипнотизер, мне сообщили, вынужден спать по двенадцать часов в сутки, питаться каждые пять минут. Оргаев все время что-то жует. А вы?

— Аппетит отсутствует. Страдаю бессонницей. (Будет врать-то. Блины мои кто уписывал? Кто дрыхнет как сурок на всех семинарах?)

— Я вас понимаю, доктор. Скажите, в чем главная трудность поддержания психополя?

— В поддержании разговора.

— По…нимаю… Понимаю. У нас тоже вот, например, в редакцию зайдет какой-нибудь, извините, чайник. "Почему не ответили на мое письмо?" Профессия нервная, я вас понимаю. Ваш известный коллега Антон Лялин писал, что гипнотизерам свойственна повышенная самоутверждаемость, вы согласны?

— Всяк судит по себе.

Я не удержался и ерзнул. Дискредитирует, как заправский конкурентишка, вошел в роль.

— Если не секрет, в чем секрет гипноза?

— В отсутствии секрета.

— Замечательный парадокс, но потребуется комментарий. Психоэнергетические воздействия… (Щелчок, остановился магнитофон.) Извините… Порядок, пишем. Кстати сказать, упомянутый коллега считает, что психополе при темных глазах…

Я еще ерзнул. Шевельнул пальцем. Лар понял знак:

— Простите… Пациент входит в фазу активного катастрофального сомнамбулизма… с непрогнозируемой спонтанностью и психомоторной диссоциацией…

Ну наконец. Непрогнозируемая спонтанность открыла глаза и вытаращила. Психомоторная диссоциация задрожала стеклянной дрожью, взревела и медленно, вместе со стулом, поехала на журналиста…

Мелькнули пятки…

— Магнитофон! Забыли магнитофон!..

Некий ох, звук падения… Неясное бормотание. Троекратное "извините"…

Лар возвращается, отирая пот.

— Черт бы тебя не взял! С твоими корреспондентами, книжками и вообще!..

— Ты что, старина, я-то при чем? Я же тебя и выручил, гипнозавр!..

— А если бы он тебя узнал? Жареный матерьяльчик? Перестарались. Шоковая реакция.

— Чем вывел?

— Обещанием встречи с коллегой Лялиным.

После разрядочного боя вспомнили, что пора возместить утраченные калории и продолжить выяснение шахматных отношений. Гипнозавр разучился проигрывать, давит психополем на е-два…

…Запираем кабинет. Пешком, не сговариваясь, топаем ко мне. Дорогой молчим. Это вот и соединяет — эта возможность молчать вдвоем, свободно молчать, — из этого и рождается телепатия…

Ощутил за порогом, что забежал к Лару не просто так, а по зову.

За теменем его колыхнулось сизоватое облачко…

В следующую секунду я думал о том, удастся ли сотворить яичницу и хватит ли кофе.

Ужин готов. Лар молчит, косится на шахматы отодвигающе. Я молча перевожу: есть сообщение.