Лев Шестов - На весах Иова

Придерживайтесь общего пути (фр.).

То, что утверждает разум, не может быть разрушено авторитетом (лат.).

Безразличие (греч.)

Стыдно (лат.).

Нелепо (лат.).

Невозможно (лат.).

Высшее благо (лат.).

Те, кто им верит, самые пустые и глупые люди (фр.).

Животные собой не любуются. Лошадь не любуется своим спутником. Это не значит, что они не соревнуются на бегах, просто из этого ничего не следует; в конюшне самая грузная и неуклюжая лошадь не уступит своего овса другой, как хотелось бы людям. Их добродетель довольствуется собой (фр.).

Добродетель язычников — блестящие пороки (лат.).

Добродетели язычников скорее пороки (лат.).

Мое «я» ненавистно (фр.).

Наполняйте землю и обладайте ею (лат.).

Если бы человек был убежден, что отношения чисел — нематериальные, вечные истины, зависящие от первичной истины, в которую они включены и которую называют Богом, я бы не считал, что он сильно продвинулся к своему спасению (фр.).

Имеющий родиться считается уже родившимся (лат.).

Идолы (лат.).

Это высшая степень веры полагать, что Он милостив, когда Он спасает столь немногих и столь многих осуждает, полагать, что Он справедлив, когда Он по своей собственной воле делает нас неизбежно достойными осуждения, дабы казалось, как замечает Эразм, что его радуют муки несчастных и что Он более всего достоин ненависти, чем любви. Если бы я мог хоть каким-нибудь образом уразуметь, как это Бог милосердный и справедливый являет нам столько гнева и несправедливости, то не было бы нужды в вере (лат.).

Бог есть Бог униженных, несчастных, отчаявшихся и тех, которые обращены в ничто. Его природа в том, чтобы подымать униженных, питать голодных, возвращать зрение слепым, утешать несчастных и печальных, оправдывать грешников, воскрешать мертвых, спасать проклятых и утративших надежду и т. д. Он ведь всемогущий Творец, из ничего творящий все. Но до этого существенного и собственного дела Его не допускает зловреднейшее чудовище — самомнение праведности, которая не хочет быть грешной, нечистой, жалкой и проклятой, а справедливой и святой и т. п. Оттого Бог должен прибегнуть к молоту, а именно, к закону, который разбивает, сокрушает, испепеляет и обращает в ничто это чудовище с его самоуверенностью, мудростью, справедливостью и властью, дабы оно знало, что оно погибло и проклято из-за зла, которое в нем (лат.).

Вот почему нужно, рассуждая о справедливости, о жизни и о вечном спасении, удалить совершенно с наших глаз закон, как будто бы он ничего не значит и никогда не должен был бы что-нибудь значить (лат.).

Закон дан по причине преступлений (лат.).

Я бы не осмелился так называть закон — это было бы страшнейшее богохульство, если бы апостол Павел этого не сделал до меня (лат.).

Обойтись без Бога (фр.).

Но этого-то я и боюсь (фр.).

А почему? Чего вам терять? (фр.).

Ничего нельзя понять в творениях Божиих, если не исходить из того, что он хотел ослепить одних и просветить других (фр.).

Смирись, бессильный разум; умолкни, глупая природа: знай, что человек — существо, бесконечно непонятное для человека, вопроси у твоего Владыки о неведомом тебе истинном твоем состоянии. Послушай Бога (фр.).

Этот прекрасный развращенный разум все развратил (фр.).

Удивительно между тем, что самая непостижимая для нашего разумения тайна — преемственность первородного греха — и есть именно то, без чего мы никоим образом не можем познать самих себя! И действительно, ничто не шокирует так наш разум, как ответственность за грех первого человека, распространяющаяся на тех, кто, по-видимому, не мог соучаствовать в нем и не может нести вину за него. Эта наследственность вины кажется нам не только невозможной, но и крайне несправедливой; с нашим жалким правосудием никак не согласуется вечное осуждение безвольного ребенка за грех, в котором он принимал, по-видимому, так мало участия, ибо оно произошло за шесть тысяч лет до его появления на свет. Конечно, ничто не может оскорбить нас больше, чем это учение; тем не менее без этой тайны, самой таинственной из всех тайн, мы не будем понятны самим себе. В этой бездне… завязывается узел нашей участи; так что без этой тайны человек непонятен еще больше, чем сама эта тайна (фр.)

Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, а не философов и ученых (фр.).

Навеки в радости за один день подвига на земле (фр.).

Настоящая и единственная правда в том, чтобы ненавидеть себя (фр.).

У сердца свои основания, которых разум не знает (фр.).

У разума свои основания, которых сердце не знает (фр.).

Бессмертие души для нас столь важный вопрос, он касается нас так глубоко, что нужно утратить всякое сознание, чтобы быть равнодушным к нему (фр.).

Ничто так не важно для человека, как его положение; ничто ему так не страшно, как вечность. Поэтому совершенно противоестественно, что находятся люди, равнодушные к утрате своего бытия и к опасности вечного ничтожества. Совсем иначе относятся они к любой другой вещи: боятся всего вплоть до сущей безделицы, стараются все предусмотреть, всему сочувствуют; и тот самый человек, который проводит столько дней и ночей в досаде и отчаянии по поводу потери должности или какого-нибудь воображаемого оскорбления своей чести, — тот же самый человек, зная, что со смертью он потеряет все, не беспокоится об этом, не волнуется. Чудовищно видеть, как в одном и том же сердце в одно и то же время уживаются такая чувствительность к мелочам и эта странная бесчувственность к самому важному. Эта непостижимая завороженность и сверхъестественное отупление свидетельствуют о всемогущей силе, которая их вызывает (фр.).

Сделай (Господи) так, чтобы в этой болезни я сознавал себя как бы умершим, отделенным от мира, лишенным всех предметов моей привязанности, одиноко предстоящим Тебе (фр.).

Обращение его сердца (фр.).